Третий Рим   ::   Иванов Георгий

В самом деле, от Зимнего дворца - до "двенадцати лет с лишением всех прав", от редакторс-кого стола могущественной газеты, веленевый экземпляр которой разворачивает утром сам Император, - докрапленой колоды в ласковых пухлявых ловких пальцах; от вершин успеха до кокаина, ночлежки, смерти под забором - можно было бы, где зигзагами, где и по линейке, провести воображаемые линии. Здесь они как раз перекрещивались. До дворца и до каторги, до собиновских триумфов и до ночлежки здесь было, приблизительно, одинаковое расстояние.

Молодые люди в изящных жакетах и смокингах, господа постарше бюрократического вида, дамы, несколько гвардейцев, два-три благосклонных или насупленных старца, сдержанные улыбки, учтивый говор, дым египетских папирос - все, словом, гости и обстановка, - ничем не отличались от тех собраний, к которым вечера Ванечки относились, как подражание относится к оригиналу. Пожалуй, подражание выглядело даже блестящей, чем следовало. Пожалуй, набивший глаз наблюдатель (им мог быть и был, должно быть, похожий на китайца дворецкий, недавно переманенный Ванечкой из одного чрезвычайно "хорошего" дома), - не зная, кто эти люди, не заглядывая ни в их карманы, ни в их мысли - заподозрил бы подлинность картины, именно вследствие ее блеска: в нем было что-то ненатуральное. И если дворецкий действительно занимал-ся наблюдениями, он припоминал, вероятно, что гости его прежнего хозяина неуклюжей кланя-лись, громче сморкались, костюмы на них сидели мешковатей, и проборы были приглажены хуже.

Не все, конечно, из гостей Ванечки (он искренно считал, что собирает у себя самые "сливки"), были вполне мошенниками.