Триумф и трагедия Эразма Роттердамского   ::   Цвейг Стефан

Мягкие разглагольствования Эразма свидетельствуют лишь о недостатке подлинной Христовой веры, а потому пусть остается в стороне при своих достохвальных латинских и греческих трудах, или, говоря на добром немецком языке, - при своих гуманистических забавах, и не касается в "напыщенных словесах" проблем, которые может решать единственно человек верующий, и верующийвсецело. Пусть Эразм, требует Лютер, раз и навсегда перестанет вмешиваться в религиозную войну, "поелику бог не дал тебе силы, потребной для нашего дела". Сам же Лютер следует зову свыше и потому тверд душой: "Кто я и что я и каким духом оказался причастен к этому спору - это я вручаю всеведущему господу, дело же мое не моей, а божьей волей было начато и доселе ведется".

Это письмо означает разрыв между гуманизмом и немецкой Реформацией. Эразмово и Лютерово, разум и страсть, общечеловеческую религию и фанатизм, наднациональное и национальное, многообразие и односторонность, уступчивость и упрямство не соединить, как воду с огнем. Где бы они ни сошлись на земле, стихия гневно шипит на стихию.

Лютер никогда не простит Эразму открытого выступления против себя. Этот воинственный человек не допускает иного исхода спора, как только полного уничтожения противника. В то время как Эразм ограничился одним ответом - довольно резким для его покладистого характера сочинением "Hyperaspistes" 1, a затем вновь возвращается к своим занятиям, Лютер продолжает полыхать яростью. Он не упускает случая осыпать ужаснейшей бранью человека, отважившегося перечить ему в одном-единственном пункте его учения, и его, как сетует Эразм, "смертоубийственная" ненависть не останавливается ни перед каким поношением. "Кто раздавит Эразма, тот расплющит клопа, и, мертвый, он воняет сильней, чем живой".