Трудная любовь   ::   Давыдычев Лев Иванович

Василий заговорил сам:

– Я вот сидел и ждал, когда ты спросишь: а что же ты, Вася, в воскресенье и трезвый? Недавно в магазин ходил, так каждый встречный и поперечный спрашивал… Я почему пью? Да делать мне нечего, все мои дружки пьют. Все пьют, всем делать нечего… Передовиком я одно время был. Смешно. В газете меня описали, с портретом. Грамоты дали. На собраниях вызывали и везде говорили, что я, мол, передовик. А какой я передовик? И никто не посмотрел, как у меня внутри, на что я годен. Сейчас, говорят, пьяницей стал, и опять никто в душу не заглянет. Наплевать, мол. Надо было – передовика из меня сделали, пьяница получился – заклевали… Очень мне хочется человеком стать, а не получается… Уму-разуму никто не учит. А все эти выговоры – есть они, нет их – ерунда. И не во мне дело. Не я один пью.

– Рассуждаешь ты правильно, – сказал Валентин, – все понимаешь… А что ж сам себя не слушаешься?

– А я вроде молодого инженера. Теоретически все разумею, а на практике – нет. Беда-то в том, что такие, как я, ни в какую графу для отчета не подходят. Прикажи сейчас нашему Синегову представить отчет, скольких комсомольцев комитет отучил от пьянки, Синегов лоб разобьет, а отчеты сделает. Но уж если с него сводку в горком не требуют, он не пошевелится, хоть умри… А я злой стал. Я и выговора получал, и приказы про себя читал, а все думал: ну хоть единая душа обо мне, человеке, спросит? Не дождался. Я виноват, я знаю. Но ведь таких дураков, как я, много…

– Синегов виноват, – задумчиво проговорил Валентин, – еще кое-кто виноват. Это правильно. А ты?

– Я, – Василий тяжело вздохнул. – Я больше всех виноват. Знаю.