Ворон - Тень Заратустры   ::   Вересов Дмитрий

Говорил по-арабски как бог и по виду не скажешь, что он чужестранец. Одет в галабею, на голове - куфия и укаль бедуина. "Я вижу твое смятенье. Но судно зовется "Надежда", а значит, и путь свой найдет, иншаллах. Доверься чутью и воле Всевышнего. Ведь лоцман на море - все равно что в пустыне поэт". "Все знаю, но все же в тумане идти, как слепому, наощупь?" "Ты помнишь, сказал Аль-Маари, великий слепец:

Я слеп от рожденья, но было дано

Другим озариться мне светом.

В пучинах сомненья я мутное дно

Мог видеть прозреньем поэта.

Бескрайние страны в любые концы

Легли многоцветно пред вами,

Но часто, вы, зрячие, - только слепцы.

Слепые же видят бескрайность сердцами".

- Лоцман затих и дотронулся до фрегата. "Пролив миновали, как будто во сне. Всю дорогу хотелось узнать мне, что же находится в трюмах, но так и не решился спросить. Да и вряд ли сказали бы... Правда, в Фарсане я кое-что понял. Эмир Тадж-аль-Фахр, не знаю, как звали его россияне, сказал мне, прощаясь: "Знание - в сердце, Ахмад". Так что не верю я в гибель фрегата".

- Я брел вниз, не замечая ни стен цитадели, ни финикийского гранита мостовых. Капитан уже заполнил все бумаги, но нашего бузотера, из-за которого мы оказались на Арваде, выпустить могли только утром. Тогда мы надумали перекусить, а после решать, что делать дальше. Мы зашли к алеппскому армянину. У Закара, как нам сказали, - лучший кебаб, а осьминога он вымачивает в винном соусе. Заметив в моих руках "Надежду", Закар улыбнулся: "Хороший мастер - Ахмад. Знает свое дело".