Страница:
87 из 346
И вправду, как скоро заметил Антон, у пацанов было много духа и пороху, а знали и видели они только то, от чего сердца их покрылись твердой коростой, затвердевшей в непробиваемый панцирь жестокости. Многие жили в уверенности, что только так и можно выжить. Другого способа жизнь им еще не подсказала.
Антон методично колотил мотыгой по твердому сланцу, выбивая из породы щебень. Отворачивая лицо, чтобы укрыть глаза, он сквозь сжатые зубы цедил: "Сливеют губы с холода, но губы шепчут в лад, Через четыре года, через четыре года..."
- Эй, Скавронский! - послышался голос надзирателя. - Ты что там? Молитву читаешь?
- Это - поэт Маяковский, гражданин начальник. Пацаны по соседству переглянулись с усмешкой. Антон умел ловко ответить.
- Ну, Антоха, скажи суке... - заговорщицки подмигнул щербатый подросток, стоявший к нему ближе других.
- Что вы там шепчетесь? - охранник подошел ближе, встал, устойчиво расставив короткие ноги и заложив руки за спину. - Вслух говорить!
Антон оперся на кирку. Лиловые, запавшие глаза его посветлели. Память всколыхнула видение: осенний парк замер, в воздухе тянет холодным дыханьем, но ни ветра, ни движения не видишь. Тихо стоят взъерошенные деревья. И вдруг, как проснувшиеся собаки, то в одном месте, то в другом начинают стряхивать с себя листву. Барт принюхивается, поднимает морду и смотрит, помаргивая совсем по-человечьи, в бездонное поднебесье, на тающий след перелетной стаи... Где ты сейчас, верный пес?
Нет, не стихи Маяковского пришли Антону на ум.
|< Пред. 85 86 87 88 89 След. >|