JК
Ты плохо убил его, док :: Шуля-табиб Владимир
Страница: 9 из 23Я видел по телевизору стадион в Ташкенте, где бесстыжие голые девки бегали перед тысячами чужих мужчин, да. И я мечтал о том, как попаду когда-нибудь в Ташкент, куплю билет на тот стадион, сяду в самом первом ряду и буду смотреть. На поле будут стоять виселицы, там будут вешать вас, а я буду плакать от радости!
Старик со свистом втянул в себя воздух, качнул головой.
– Аллах решил иначе– ну что ж… Убейте меня, я уйду к Аллаху, к семье моей, к сыну и внукам…Я прожил свою жизнь, и мне нечего делать на одной земле с вами!
Старик закрыл глаза, опустил голову и, казалось, уснул. У комбата задергалось левое веко – после давней контузии. Он поднял автомат и тут же опустил его.
– Легкой смерти захотел, дед? От пули гяура и прямиком в рай? Не-е-е-т, я не стану тебя убивать! Я оставлю тебя здесь одного живого во всем твоем долбаном кишлаке, и ты будешь медленно подыхать от жажды, тоски и бессилия! И последнее, что ты увидишь– это тучи мух над трупами твоих детей и внуков! Понял, козел вонючий?
– Товарищ капитан, «Медведь» на связи!
– «Медведь», я «Барсук»» прием!
– Барсук, почему нет доклада? Ты эакончил работу? Как насчет трехсотых и сто двадцатых?
– Медведь, я Барсук. Трехсотых нет, сто двадцатых нет, работа закончена. Прием.
«Традиционный наш идиотизм – военная феня! Трехсотые, сто двадцатые– почему раненым и убитым присвоили такие символы? – с каким-то непонятным раздражением вдруг подумал Гольдин.
Старик со свистом втянул в себя воздух, качнул головой.
– Аллах решил иначе– ну что ж… Убейте меня, я уйду к Аллаху, к семье моей, к сыну и внукам…Я прожил свою жизнь, и мне нечего делать на одной земле с вами!
Старик закрыл глаза, опустил голову и, казалось, уснул. У комбата задергалось левое веко – после давней контузии. Он поднял автомат и тут же опустил его.
– Легкой смерти захотел, дед? От пули гяура и прямиком в рай? Не-е-е-т, я не стану тебя убивать! Я оставлю тебя здесь одного живого во всем твоем долбаном кишлаке, и ты будешь медленно подыхать от жажды, тоски и бессилия! И последнее, что ты увидишь– это тучи мух над трупами твоих детей и внуков! Понял, козел вонючий?
– Товарищ капитан, «Медведь» на связи!
– «Медведь», я «Барсук»» прием!
– Барсук, почему нет доклада? Ты эакончил работу? Как насчет трехсотых и сто двадцатых?
– Медведь, я Барсук. Трехсотых нет, сто двадцатых нет, работа закончена. Прием.
«Традиционный наш идиотизм – военная феня! Трехсотые, сто двадцатые– почему раненым и убитым присвоили такие символы? – с каким-то непонятным раздражением вдруг подумал Гольдин.