Ты взвешен на весах   ::   Гранин Даниил

Что вам Митя!

- Будете вы говорить?

Щербаков затряс его, голова Челюкина податливо моталась и крохотная усмешечка тоже моталась по бледному его лицу. Сам он оказался легким, мягким.

- Чего говорить-то. Не знаю я ничего, - тихо и обессиленно признался Челюкин. - Упустил.

- Что упустил?

- Хотел он как-то открыться. А я отверг.

- Почему же?

Челюкин поправил очки, сказал покорно, как на допросе:

- В очередь побежал. Сосиски давали.

- При чем тут сосиски?

- Плевать мне было на его философию. Я ему нарочно - на-кася, пойла нашего хлебни после твоих столичных разносолов.

- О чем же он сказать хотел?

Челюкин пожал плечами.

- Так и не узнал. И не спрашивал больше. Изменился он с того времени. Ясный стал. Сосредоточенный. Пока он метался, он мне люб был, я думал - от неприятностей подался он к нам. А когда увидел его другим... Он, значит, дважды хотел меня обойти. Я ведь кто? Нуль. Он приехал к нулю и безо всего тут опять хотел подняться.

Жар прежней злости еще сквозил в его словах, но голос его звучал ровно и печально. Что-то бесстыдное и тягостное было для Щербакова в этих спокойно произносимых признаниях.

- Послушайте, Челюкин, при чем тут вы? - сказал Щербаков. - Зачем вы тут возникаете?

Челюкин поднял очки, маленькие глазки его смотрели колко и сухо.

- Ничего не поделаешь, без меня не получите. Считайте - взбесившийся гарнир. Осталось на тарелке немного холодного пюре... А Митю считали безумным. Оттого, что человек успокоился, просветлел, от этого он у нас кажется безумным. Новые картины его тоже повод давали.