Тысяча душ   ::   Писемский Алексей

- Простите его, господа! - сказалисправник, и, вероятно, старики сдались бы, но вмешался Калинович.

- Великодушие, Петр Михайлыч, тут, кажется, неуместно, - сказал он, - а вам тем более, как начальнику города, нельзя скрывать такие поступки, прибавил он городничему.

- Вы хотели, сударь, оскорбить дочь мою - не прощу я вам этого! произнес Петр Михайлыч и пошел.

- И я тоже не прощу!.. От казамата освобождаю, а этого не прощу, присовокупил градоначальник и заковылял вслед за Петром Михайлычем.

Нужно ли говорить, какая туча сплетен разразилась после того над головой моей бедной Настеньки! Уездные барыни, из которых некоторые весьма секретно и благоразумно вели куры с своими лакеями, а другие с дьячками и семинаристами, - барыни эти, будто бы нравственно оскорбленные, защекотали как сороки, и между всеми ними, конечно, выдавалась исправница, которая с каким-то остервенением начала ездить по всему городу и рассказывать, что Медиокритский имел право это сделать, потому что пользовался большим вниманием этой госпожи Годневой, и что потом она сама своими глазами видела, как эта безнравственная девчонка сидела, обнявшись с молодым смотрителем, у окна. Приказничиха, с своей стороны, тоже кое-что порассказала. Она очень многим по секрету сообщила, что Настенька приходила к Калиновичу одна-одинехонька, сидела у него на кровати, и чем они там занимались - почти сомнения никакого нет.