Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста   ::   Кригер Борис

Ведь объясняя свое несогласие с Иммануилом Кантом уборщице, приходящей раз в неделю не столько прибраться, сколько прокурить мой дом и попить чаю с ванильными сушками, я работаю, делясь своими мыслями, и мне неважно, кто сидит передо мной —Платон или Платоныч из местного ЖЭКа.

Поскольку многим людям было бы неприятно сознавать, что я им плачу за то, чтобы они выслушивали мое хвастовство, я устроил в подвальном этаже своего дома самый настоящий бар, заманиваю туда иногда ничего не подозревающие души и пою их пивом, а порой и кое-чем покрепче. Выбор напитков у меня больше, чем в любом обычном баре, потому что я, к своему удивлению, сам теперь практически не пью, а гостей – жертв моего хвастовства у меня бывает немного. Угощенный гость обычно благосклонен. Я всегда пользуюсь моментом, чтобы поведать либо о своем взгляде на тотальное переустройство мира, либо о своих представлениях об эволюции старонорвежского языка.

Так вот, как-то захаживал ко мне мой дорогой друг – Марк Твен. После третьей кружки пива он загреб полную пригоршню соленых орешков и хрипло сказал мне: «Не шуми, шум еще ничего не доказывает. Курица, которая снесла яйцо, порой кудахчет так громко, словно снесла целую планету!».

Хорошо, хорошо. Я поднатужусь и снесу планету, при этом приглушенно кудахтнув так, как будто снес всего лишь яйцо… Я буду скромным.