JК
У нас на углу :: Ибрагимбеков Рустам
Страница: 4 из 11Жертвами оказывались самые различные люди: мужчины и женщины, старые и молодые, штатские и военные, и даже милиционеры, но они все, одинаково крича, мчались вверх или вниз по улице, преследуемые Элли-граммом, - случайных людей ввергали в ужас неожиданность и беспричинность нападения, старожилы же боялись его обезьяньей ловкости, удесятеренной бешенством силы, и прогрессирующей мстительности.
Все боялись Элли-грамма, а он - меня, пятнадцатилетнего очкастого мальчишку. Выяснилось это в тот вечер, когда он чуть не задушил сапожника Давуда, наступившего ему на руку. Давуд очень любил наступать на руки пьяным. Элли-грамм пьяным не был, но почему-то на третий день после возвращения разлегся на улице под окном своей матери. Впрочем, причина такого его поведения всем приблизительно была ясна - Зейнаб уже давно рассказывала на углу о том, что ее сын Элли-грамм сошел в тюрьме с ума и его скоро выпустят. Давуд, очевидно, забыл об этом или страсть взяла верх над осторожностью, но так или иначе он наступил сперва на одну, а потом на другую руку Элли-грамма. И чуть не распрощался с жизнью. Не помог ему и большой сапожный нож, которым он не упускал возможности замахнуться на каждого, кто ему не нравился.
На глазах у всех сидящих в этот вечер на улице Элли-грамм прыгнул ему на грудь, повалил на землю и принялся душить. Нож валялся рядом. Давуд выпустил его из рук, когда ему стало совсем плохо. У нас на углу не полагалось вмешиваться в личные дела соседей, и поэтому никто не мешал Давуду постоять за свою жизнь. Все окружили сапожника и сидящего у него на груди Элли-грамма и с интересом наблюдали за тем, как Давуд испускает дух. Кое-кто подбадривал его советами.
Все боялись Элли-грамма, а он - меня, пятнадцатилетнего очкастого мальчишку. Выяснилось это в тот вечер, когда он чуть не задушил сапожника Давуда, наступившего ему на руку. Давуд очень любил наступать на руки пьяным. Элли-грамм пьяным не был, но почему-то на третий день после возвращения разлегся на улице под окном своей матери. Впрочем, причина такого его поведения всем приблизительно была ясна - Зейнаб уже давно рассказывала на углу о том, что ее сын Элли-грамм сошел в тюрьме с ума и его скоро выпустят. Давуд, очевидно, забыл об этом или страсть взяла верх над осторожностью, но так или иначе он наступил сперва на одну, а потом на другую руку Элли-грамма. И чуть не распрощался с жизнью. Не помог ему и большой сапожный нож, которым он не упускал возможности замахнуться на каждого, кто ему не нравился.
На глазах у всех сидящих в этот вечер на улице Элли-грамм прыгнул ему на грудь, повалил на землю и принялся душить. Нож валялся рядом. Давуд выпустил его из рук, когда ему стало совсем плохо. У нас на углу не полагалось вмешиваться в личные дела соседей, и поэтому никто не мешал Давуду постоять за свою жизнь. Все окружили сапожника и сидящего у него на груди Элли-грамма и с интересом наблюдали за тем, как Давуд испускает дух. Кое-кто подбадривал его советами.