У   ::   Иванов Всеволод

Я заблуждаюсь относительно вас и готов приз-нать свои заблуждения, еще сегодня утром, вот здесь присутствующему Егору Егорычу,- я при-писывал вам чудовищные замыслы... Любите ее, Кузьма Георгич, но будьте откровенны и ясны!

Темно-бурая от злости супруга Жаворонкова обогнула уже стол, а рука ее приближалась к корешку "Истории атеизма". Сам Жаворонков сидел словно разжеванный, не пытаясь даже разби-раться в словах доктора. Старушонки, поскидав очки и подобрав портфелики, ребятишки, какой-то тощий длинноногий юноша, девицы с короткими и тупыми ногами - шарахнулись в угол. Что их пугало? Гнев ли хозяйки или пронзенность хозяина? Мне трудно теперь даже разобраться во всем этом. Одно несомненно, что только лишь красота Сусанны позволила прорубить просеку в их непроходимом доверии к Кузьме Георгичу, позволила поверить нелепым словам доктора. В голосе супруги чувствовалась промерзлая собачья хриплость, когда собака рвется с цепи и понимает, что цепь того и гляди лопнет,- супруга извергала необычайные ругательства... старушонка выскочи-ла из угла на помощь Кузьме Георгичу, но, протопав несколько шагов, испуганно вернулась. Все же хозяин не позволил себе провалиться: он выхватил "Историю атеизма", ударил наотмашь по щеке хозяйку - и она подавилась ругательством.

- Вы это... официально?..- спросил он, решительно с последними силами.

Доктору бы улыбнуться, развести руками, промолчать - и Жаворонкову бы не выдержать. Но сплошь да рядом случается, что человек употребляет ясность не там, где ее необходимо употреблять.

- Нет,- ответил доктор,- я по личной инициативе.