У   ::   Иванов Всеволод

Три слова, три банальнейших слова, а какая каша ими заварена! Тут и папироска вывалилась из губ Ларвина, тут и вздыбилась Людмила Львовна, крепко сжав в кулаки белые свои руки, тут и Сусанна второпях одергивает коротенькое платьице, тут и я восхищенно думающий: "Что за проникновенный человек! Эк, закрутил, эк, запрудил!"

И, наконец, Людмила Львовна - раз и навсегда - решила узнать:

- Какой власти?

Черпановвонзил:

- Снисходительной.

Ларвин вставил папироску обратно. Задымил, вяло вздохнув:

- Не читали о такой.

- Опыт! Опыт! Намек. Разъяснение позже. Взгляд на пакет за девятью печатями, в Маниль-ских островах,- и все поймете. Мазурский показался мне кривым, хотя и упирает все время на нравственность. Я с вами согласен, Людмила Львовна, он втируша. Я с вами, Сусанночка.

- Это мне безразлично.

- Не помните ли вы рассказ одного американского писателя, Сусанночка, я прочел его в поезде.

- Это сестра любит книги, а мне плевать, Леон Ионыч.

- Там, видите ли, удивительным образом субъект попадает в громадный водоворот, киломе-тров трех или пяти глубиной, вроде керосинной воронки, но не заполненной жидкостью. По краям этой воронки, непрерывно вращающейся со страшной быстротой, по наклонной плоскости, вроде как бы по дороге, несутся вниз и вниз предметы и корабли...

Людмила сказала:

- Уподобление ваше, Леон Ионыч, было б ценным и даже жутким, кабы вышеупомянутый свидетель не был единственным живым свидетелем воронки и вокруг него не стремились в пучину мертвые корабли, а кроме того, кабы рассказанное не было болезненной фантазией Эдгара... Мы поклонники реализма, Леон Ионыч. Крупная партия овса дороже умения вдергивать нитку словес-ности в золотую иглу фантазии.

- Кишки, они способствуют закоренелости,- Ларвин стряхнул пепел.- В области искусст-ва, но не продовольствия.