Страница:
257 из 275
Теперь, разбогатев, он не заглядывает в полную ароматов, но пышущую вредным жаром пекарню; с конца войны он все больше сидит в своей конторе, всегда аккуратно прибранной, и старается ублажить всех покупательниц, располагая их по категориям в некую затейливую, хорошо продуманную пирамиду — по возрасту, состоятельности, характеру, даже наружности.
Волосы на груди у сеньора Рамона уже серебрятся.
— Вставай, дочка! Что это за мода валяться в постели так поздно, будто сеньорита какая-нибудь!
Ни слова не говоря, девушка встает, кое-как умывается в кухне.
У Викториты по утрам бывает легкий, почти незаметный кашель. Иногда она зябнет, и тогда кашель становится более хриплым, сухим.
— Когда ты оставишь этого несчастного чахоточного? — говорит иной раз по утрам мать.
У девушки, нежной, как цветок, и способной дать себя разрезать на части без единого крика, появляется желание убить мать.
— Чтоб тебе лопнуть, гадина этакая! — шепчет она про себя.
Викторита в своем легком пальтеце спешит в типографию «Будущее» на улицу Мадера, где она работает упаковщицей, целый день на ногах.
Порой Викторита зябнет больше обычного, и ей хочется плакать, ужасно хочется плакать.
Донья Роса встает довольно рано, каждый день она ходит к семичасовой мессе.
В эту пору года донья Роса спит в теплой ночной сорочке, фланелевой теплой сорочке придуманного ею самой покроя.
|< Пред. 255 256 257 258 259 След. >|