Страница:
412 из 422
Простудится — и тогда уже никакого спасения, ложись и помирай: либо от пули, либо от болезни. Идут они огородами, чтобы, не дай бог, не попасться на глаза немцам.
Вышли из огородов, чтобы пересечь довольно широкую улицу, и лицом к лицу столкнулись с патрулем:
— Хальт! Хенде хох!
Петр Захарович поднял руки. В его грудь целились два автоматных дула.
Приземистый, щуплый офицер смерил его взглядом:
— Взять!
— Господин офицер, господин офицер... Куда вы его? За что?
Марта тотчас узнала немца. Сердце ее упало как подстреленное.
— Отстань, баба.
— Я прошу вас... очень прошу... муженек это мой, пан офицер, пусти его, три киндера маленьких, как же без батька им?
Но Петра Захаровича уже волокли в открытую грузовую машину, стоявшую поодаль.
— Нет, нет! — вскричала Марта. — Пан офицер! Пан офицер! Не виноват он ни в чем! Он простой сапожник, ничего больше, отпустите его... прошу вас...
Она с силой ухватила офицера за рукав. Тот выдернул руку, выругавшись. Марта покачнулась, опустилась на колени. Солдат, подоспевший на выручку своему офицеру, с силой ткнул подошвой сапога в ее лицо. Она упала в грязь, вскочила, закричала:
— Verfluchtes Schwein! [10] — И тут же спохватилась: «Что же это я наделала?» Но уже было поздно.
— Ком гер! Шнеллер! Шнеллер!
Грубым рывком Риц сорвал с Марты платок:
— Фрау Марта!
Две пощечины — как два выстрела.
|< Пред. 410 411 412 413 414 След. >|