Улицы гнева   ::   Былинов Александр Иосифович

Здесь, коли помнишь, бабушка одна. А может, встречал моих? Нину, детей?

— Никак нет.

Сухие желтые листья шуршали под порывами холодного ветра, и Рудому вдруг подумалось, что и он, и Бойко такие же листочки, гонимые ветром войны.

— Чем жить надеешься? — спросил Бойко, снова сворачивая цигарку и подавая кисет Рудому.

Тот отстранил его:

— С бронхами нелады. Надо бы местечко несырое и тихое.

— Пойдешь служить к нам в стройконтору? — предложил Бойко, чиркнув зажигалкой и обволакиваясь густым и пахучим дымом. — Работа непыльная и невидная. Паек, правда, маловат, но зато будем видеться, может, и дойдем до чего? Ночами, веришь, спать не могу. Бомбовые сны снятся, еще, видать, не отоспался после той Брамы Зеленой. Все воюю, а немцы душат, преследуют, кончают меня. И мнится, что в руках у меня не скребок и вожжи, а что-сь посерьезнее. Уж я бы за этот базарный день...

— Сны у тебя, брат, надежные, ничего не скажешь. С такими снами можно и въяве кое-что... Кого это сегодня порешили на площади?

— Кто знает? Читал же , что нацарапали: «Партизан». Говорят одни — замдиректора какой-то. Другие — партизанский комиссар из лесов.

— Из лесов? Что, партизанский отряд объявился?

— А бог его знает. Наши леса знаешь какие? В этих лесах не то что партизанить» — в прятки играть нельзя.

Хорошо, что ничем не выдал своего волнения, А может, выдал? Нет, не слышит Бойко, как колотится его сердце.