JК
ВН-740 :: Куваев О
Страница: 9 из 22Немного плотничал, клал печи в новых домах. И тяжело пил на легкие деньги.
Стояли чертовские дни. Желтый минор августовского чукотского солнца звучал над поселком. Шальные стаи гаг носились над крышами домов из моря в лагуну и потом с тем же осмысленно стремительным свистом крыльев из лагуны в море. Их стреляли с крылечек домов. Сбитые птицы падали прямо на улицу. К ним наперегонки кидались люди и собаки. Восемьсот километров непройденного маршрута толкнули меня на убийственный шаг. Развеселый азарт общепоселковой охоты собрал у одного из домов кучу болельщиков. Все было на виду. Гремели выстрелы, ахали, ехидничали и смеялись болельщики. Вылез из своей угрюмой норы и Анкарахтын. Я громко, так, чтобы слышали все, сказал несколько слов о честном слове.
Задувал легкий ветер. Он разносил утиный пух и трепал пестрый ситец камлеек.
В тот вечер злой и угрюмый, как черт, Анкарахтын возился при керосиновой лампе с мотором. Я видел это и видел, как независимо от выражения лица руки его работали бережно и умело.
...Весь этот день мы метались по поселку в предотъездном ажиотаже и, вымотавшись до последних пределов человеческих сил, были готовы, почти готовы, к двум часам дня. И именно в два часа дня к берегу подошел первый человек. Это был старик с внуком. Они шли рядом, внук держался за руку старика. Старик сел на землю и закурил сигарету "Друг". Внук прислонился к вытертой коже его кухлянки и стал смотреть на нас с тихой серьезностью. Пришли три женщины и стали поодаль.
Стояли чертовские дни. Желтый минор августовского чукотского солнца звучал над поселком. Шальные стаи гаг носились над крышами домов из моря в лагуну и потом с тем же осмысленно стремительным свистом крыльев из лагуны в море. Их стреляли с крылечек домов. Сбитые птицы падали прямо на улицу. К ним наперегонки кидались люди и собаки. Восемьсот километров непройденного маршрута толкнули меня на убийственный шаг. Развеселый азарт общепоселковой охоты собрал у одного из домов кучу болельщиков. Все было на виду. Гремели выстрелы, ахали, ехидничали и смеялись болельщики. Вылез из своей угрюмой норы и Анкарахтын. Я громко, так, чтобы слышали все, сказал несколько слов о честном слове.
Задувал легкий ветер. Он разносил утиный пух и трепал пестрый ситец камлеек.
В тот вечер злой и угрюмый, как черт, Анкарахтын возился при керосиновой лампе с мотором. Я видел это и видел, как независимо от выражения лица руки его работали бережно и умело.
...Весь этот день мы метались по поселку в предотъездном ажиотаже и, вымотавшись до последних пределов человеческих сил, были готовы, почти готовы, к двум часам дня. И именно в два часа дня к берегу подошел первый человек. Это был старик с внуком. Они шли рядом, внук держался за руку старика. Старик сел на землю и закурил сигарету "Друг". Внук прислонился к вытертой коже его кухлянки и стал смотреть на нас с тихой серьезностью. Пришли три женщины и стали поодаль.