В большом кольце   ::   Гроссман Василий

Потом пришел Владимир ИвановичБарабанов с женой навестить Машу, и папа попросил ее снова спеть Клавину песню, рассказать об угрюмой Варваре, крикнувшей Маше: "Ты чего оскаляешься?" Маша рассказывала, то басила, то говорила умильно, как Тихоновна, и все смеялись и восхищались: "Поразительная сочность, богатство речи, слова какие меткие, как живая вода, ваша электронная машина, Володя, таких слов никогда не придумает". А Маше нравилось, что все восхищаются ее рассказами о больничной палате... Ее не радовало одобрение лишь одного человека - папы. Ей хотелось, чтобы именно папе было неприятно, стыдно, что она передразнивает палатных больных, а он восхищался и смеялся ее рассказам и все просил их повторить. Потом все пили чай возле ее кровати и разговаривали: наконец утверждено строительство нового района, и на месте поля, огородов и деревушки возникнут красивые многоэтажные строения. И снова Маша посмотрела на папу. А когда гости ушли, папа поставил на проигрыватель пластинку, восьмую скрипичную сонату Бетховена, и сказал: - Для тебя, моя милая, только для тебя на этот раз, не для меня. В ознаменование твоего возвращения к прежней твоей жизни. И из неторопливого, важного и плавного движения электрического диска рождалось сотни раз слышанное и одновременно другое - внезапное, пронзительно-новое - боль, горе, разлука, бесприютные седины, смятение, одиночество... Музыка играла, а Маша вдруг громко заплакала.