JК
В долине Маленьких Зайчиков :: Рытхэу Юрий Сергеевич
Страница: 375 из 396 – Хоть отец и запретил, я написал, что они приехали, – глаза Васи хитровато блестели. – Знал, что будут рады.
Мать хлопотала, приготовляя ужин, то и дело приходя из кухни, чтобы еще разок взглянуть на сына.
Одна из двух комнат в квартире была превращена в некоторое подобие полога. На иолу разостланы оленьи шкуры, к стене придвинут низкий стол, возле которого можно сидеть только на корточках. Судя по всему, стол этот был еще недавно обычным столом, но, отпилив ножки, Етынкэу превратил его в удобный чайпавьелгын [28] , отвечающий его привычкам.
Пока Вася плескался под душем, Праву продолжал беседу с отцом.
– До сих пор не могу простить себе, что уехал из колхоза, – сокрушался Етынкэу. – Бригадиром был, на китов и моржей охотился. А сейчас кто? Штукатур! Мажу раствором стены, дышу каменной пылью. И все мать виновата. Не давала моим ушам отдыха: один сынок в русском поселке, его могут обидеть, задавят машиной… А Праву? Первенец? В тундре может заблудиться… Теперь скучаю по родному селу, по морю, по настоящему чукотскому разговору.
– У тебя же есть с кем поговорить: мать и Вася, – сказал Праву.
– Какой с ними разговор! Вася заладил одно: комбинат, руда, обогащение, агломерат… Нет, долго я не вытерплю. Достроим четырехэтажный дом, и уеду… Вот я старый коммунист. Вступил в партию, когда на Чукотке райкомов еще не было, назывались ревкомами.
Мать хлопотала, приготовляя ужин, то и дело приходя из кухни, чтобы еще разок взглянуть на сына.
Одна из двух комнат в квартире была превращена в некоторое подобие полога. На иолу разостланы оленьи шкуры, к стене придвинут низкий стол, возле которого можно сидеть только на корточках. Судя по всему, стол этот был еще недавно обычным столом, но, отпилив ножки, Етынкэу превратил его в удобный чайпавьелгын [28] , отвечающий его привычкам.
Пока Вася плескался под душем, Праву продолжал беседу с отцом.
– До сих пор не могу простить себе, что уехал из колхоза, – сокрушался Етынкэу. – Бригадиром был, на китов и моржей охотился. А сейчас кто? Штукатур! Мажу раствором стены, дышу каменной пылью. И все мать виновата. Не давала моим ушам отдыха: один сынок в русском поселке, его могут обидеть, задавят машиной… А Праву? Первенец? В тундре может заблудиться… Теперь скучаю по родному селу, по морю, по настоящему чукотскому разговору.
– У тебя же есть с кем поговорить: мать и Вася, – сказал Праву.
– Какой с ними разговор! Вася заладил одно: комбинат, руда, обогащение, агломерат… Нет, долго я не вытерплю. Достроим четырехэтажный дом, и уеду… Вот я старый коммунист. Вступил в партию, когда на Чукотке райкомов еще не было, назывались ревкомами.