В круге первом (том 2)   ::   Солженицын Александр Исаевич

Всякий раз сталкиваясь с унижением, пренебрежением, издевательством, наплевательством, Хоробров разъярялся но как об этом было рассуждать спокойно? Разве вежливыми словами выразишь вой ущемленного? Именно сейчас, облачась в лагерное и едучи в лагерь, Нержин и сам ощущал, что возвращается к важному элементу мужской свободы: каждое пятое слово ставить матерное. Ромашов негромко рассказывал новичкам, какими дорогами обычно возят арестантов в Сибирь и, сравнивая куйбышевскую пересылку с горьковской и кировской, очень хвалил первую. Хоробров перестал стучать и в сердцах швырнул кирпичом об пол, раздробляя в красную крошку. - Слышать не могу! - закричал он Ромашову, и худощавое жесткое лицо его выразило боль. - Горький не сидел на той пересылке и Куйбышев не сидел, иначе б их на двадцать лет раньше похоронили. Говори как человек: самарская пересылка, нижегородская, вятская! Уже двадцатку отбухал, чего к ним подлизываешься! Задор Хороброва передался Нержину. Он встал, через часового вызвал Наделашина и полнозвучно заявил: - Младший лейтенант! Мы видим в окно, что уже полчаса, как идет обед. Почему не несут нам? Младшина неловко стоптался и сочувственно ответил: - Вы сегодня... со снабжения сняты... - То есть, как это сняты? - И слыша за спиной гул поддерживающего недовольства, Нержин стал рубить: - Доложите начальнику тюрьмы, что без обеда мы никуда не поедем! И силой посадить себя - не дадимся! - Хорошо, я доложу! - сейчас же уступил младшина. И виновато поспешил к начальнику. Никто в комнате не усомнился, стоит ли связываться.