В людях (главы I-XI)   ::   Горький Максим

- А коли хочешь, садись с нами, и на тебя хватит.

Он сел к столу, молвив тихонько:

- Налей...

Всё в комнате было на своём месте, только угол матери печально пустовал, да на стене, над постелью деда, висел лист бумаги с крупной подписью печатными буквами:

"Исусе Спасе едино живый! Да пребудет святое имя твоё со мною по вся дни и часы живота моего".

- Это кто писал?

Дед не ответил, бабушка, подождав, сказала с улыбкой:

- Этой бумаге сто рублей цена!

- Не твоё дело! - крикнул дед. - Всё чужим людям раздам!

- Раздавать-то нечего, а когда было - не раздавал, - спокойно сказала бабушка.

- Молчать! - взвизгнул дед.

Здесь всё в порядке, всё по-старому.

В углу на сундуке, в бельевой корзинке, проснулся Коля и смотрел оттуда; синие полоски глаз едва видны из-под век. Он стал ещё более серым, вялым, тающим; он не узнал меня, отвернулся молча и закрыл глаза.

На улице меня ждали печальные вести: Вяхирь помер - его на страстной неделе "ветряк задушил"; Хаби - ушёл жить в город, у Язя отнялись ноги, он не гулял. Сообщив мне всё это, черноглазый Кострома сердито сказал:

- Уж очень скоро мрут мальчишки!

- Да ведь помер только Вяхирь?

- Всё равно: кто ушёл с улицы, тоже будто помер. Только подружишься, привыкнешь, а товарища либо в работу отдадут, либо умрёт. Тут на вашем дворе, у Чеснокова, новые живут - Евсеенки; парнишка - Нюшка, ничего, ловкий! Две сестры у него; одна ещё маленькая, а другая хромая, с костылём ходит, красивая.