В людях   ::   Горький Максим

Память работала всё напряжённее, воскрешая различные случаи жизни, точно защищаясь ими против воображения, упрямо создававшего страшное.

Вот катится ёж, стуча по песку твёрдыми лапками: он напоминает домового - такой же маленький, встрёпанный.

Вспоминаю, как бабушка, сидя на корточках перед подпечком, приговаривала:

- Ласковый хозяин, выведи тараканов...

Далеко за городом - не видным мне - становилось светлее, утренний холодок сжимал щёки, слипались глаза.

Я свернулся калачиком, окутав голову одеялом, - будь что будет!

Разбудила меня бабушка - стоит рядом со мной и, стаскивая одеяло, говорит:

- Вставай! Не озяб ли? Ну, что - страшно?

- Страшно, только ты не говори никому про это, ребятишкам не говори!

- А почто молчать? - удивилась она. - Коли не страшно, так и хвалиться нечем...

Пошли домой, и дорогой она ласково говорила:

- Всё надо самому испытать, голуба душа, всё надо самому знать... Сам не поучишься - никто не научит...

К вечеру я стал "героем" улицы, все спрашивали меня:

- Да неужто не страшно?

И когда я говорил: "Страшно!" - качая головами, восклицали:

- Ага! Вот видишь?

Лавочница же громко и убеждённо заявила:

- Стало быть, врали, что Калинин встаёт. Кабы вставал, - разве испугался бы мальчишки? Да он бы его смахнул с кладбища и не видать куда.

Людмила смотрела на меня с ласковым удивлением, даже дед был, видимо, доволен мною, всё ухмылялся.