Страница:
38 из 318
— Служил товарищ мичман на североморском тральщике «Туман»: на том корабле, который бой с тремя фашистскими эсминцами принял, флага перед ними не спустил. И когда не стало «Тумана», поклялся наш главный боцман не пить и не курить, пока не истребит собственными руками шестьдесят фашистов — втрое больше, чем его боевых друзей на «Тумане» погибло.
Ромашкин говорил с увлечением, и все больше матросов боцманской команды скоплялось вокруг него.
Пошел Сергей Никитич в сопки, в морскую пехоту, знаменитым разведчиком стал. Умом, русской матросской хитростью врагов вгонял в могилу. И как прикончит фашиста — делает зарубку на трубке, которую ему геройский друг с «Тумана» подарил. Ровно шестьдесят зарубок на мундштуке этой трубки — и проверять не надо.
Да ну! — сказал пораженный Щербаков.
Вот тебе и ну! Да не в этом главная суть. А суть в том, что, как окончилась война, Агеев снова на корабли вернулся, рапорт на сверхсрочную подал и, видишь, служит, как медный котелок. А вы, Мосин, — «какой такой человек»! Такой он человек, что море больше жизни любит, хочет сделать из нас настоящих военных моряков.
Ромашкин затянулся в последний раз, бросил окурок в обрез.
— По годам еще молодой, а видите, как все его знают и уважают на флоте.
Он взглянул на часы.
— А ну — по местам стоять, к разноске якорь-цепей приготовиться!
Матросы разбегались по палубе, выстраивались в две шеренги возле якорных цепей…
Агеев стоял у борта, смотрел в сторону ледокола. «Кому она весть подает, тот про то и знает».
|< Пред. 36 37 38 39 40 След. >|