Вагон   ::   Ажаев Василий

 — Если признаешься, мы подержим тебя для острастки и отпустим. Будешь упираться, окончательно убедимся, что ты человек вредный.

— Поймите, я ни в чем не виноват! Клянусь родной матерью!

— Клянешься матерью, а сам ее не жалеешь. Она совсем плохая стала. Считай, убил ты ее, нанес такой удар.

Я не мог слышать, как он говорит про мою мать. Я ее убил!

— Это вы нанесли ей удар!

Опять он бегал по кабинету и угрожал карцером.

— Вот что, Промыслов. Вам остается только признаться. Вы и сейчас мне наговорили вещи, за которые у нас дают срок. Подписывайте протокол и уходите.

Я возвращался с допроса, меня плотно обступали и требовали рассказа с подробностями, затем начиналось обсуждение.

— Злится сыщик, значит, у него ничего серьезного. Выпустит. Что он возьмет с огольца?

— Взять-то с него нечего, но не любят они выпускать. Этот со шпалами вполне может пришить дело за здорово живешь.

— Только посмотри, кому шить-то. Парнишка прозрачный, весь насквозь виден. Зачем он пучеглазому?

И снова мне внушали:

— Только не подписывай протокол.

Подписывать ничего не пришлось. К следователю меня водили еще дважды и больше не вызывали. Мои товарищи по несчастью посчитали это за благоприятный признак.

— Отступился он от тебя. Теперь подержат немного для порядку и отпустят. Ты верь нашему опыту, мы теперь мудрые.