JК
Вагон :: Ажаев Василий
Страница: 55 из 283Вот и взяв за друзив повну меру и погану дистрохвию в придачу. Теперь, дидусю, дело не поправиш, цэй вагончик став мени ридною хатою. Я лучше заспиваю.
И Петро пел, трогательно и тоскливо пел «Чому я нэ сокил…». Вагон замирал. Аккомпанеме-нтом железно звенели и ныли колеса и рельсы под полом.
Митрофан Епишин — мужик сорока лет из Рязанской области. Здоровый, косолапый и кривоногий, неграмотный и невежественный. Темнота, по определению Коли Бакина.
Ващенко он говорил: «Силен ты, Петро, петь, силен! Ну, подуди-ка мне еще разок „Солнце всходит и заходит“ Подуди, что тебе стоит?»
В таких же выражениях просил и меня: «Ох и силен ты, Митрий, стихи пересказывать, ох и силен! Расскажи стишки-то, а? Тебе ничего не стоит…»
— Я ведь имел санс уйти от тюрьмы, — сказал он, услышав наш разговор с Володей о случайностях и закономерностях судьбы. — Уехал бы из деревни, и все. Забрали меня не враз. А я, дурень, дожидался, пока сцапают. И дождался.
— Зачем же тебе было уезжать из своей деревни? — удивился я.
— Как же не уехать, Митяй, когда я речу брякнул.
— Какую такую речу?
— Известно какую: против шерсти. На сходке мололи-мололи, ругались-ругались, куда ни кинь — все клин. Мать честная, говорю, ведь не получается у нас ни хрена. Сидим голодом не первый год. Работаем, работаем — толку никакого. Мужики, говорю, давайте просить разрешения у начальства закрыть колхоз, иначе совсем подохнем. Вот такую речу я сказал.
И Петро пел, трогательно и тоскливо пел «Чому я нэ сокил…». Вагон замирал. Аккомпанеме-нтом железно звенели и ныли колеса и рельсы под полом.
Митрофан Епишин — мужик сорока лет из Рязанской области. Здоровый, косолапый и кривоногий, неграмотный и невежественный. Темнота, по определению Коли Бакина.
Ващенко он говорил: «Силен ты, Петро, петь, силен! Ну, подуди-ка мне еще разок „Солнце всходит и заходит“ Подуди, что тебе стоит?»
В таких же выражениях просил и меня: «Ох и силен ты, Митрий, стихи пересказывать, ох и силен! Расскажи стишки-то, а? Тебе ничего не стоит…»
— Я ведь имел санс уйти от тюрьмы, — сказал он, услышав наш разговор с Володей о случайностях и закономерностях судьбы. — Уехал бы из деревни, и все. Забрали меня не враз. А я, дурень, дожидался, пока сцапают. И дождался.
— Зачем же тебе было уезжать из своей деревни? — удивился я.
— Как же не уехать, Митяй, когда я речу брякнул.
— Какую такую речу?
— Известно какую: против шерсти. На сходке мололи-мололи, ругались-ругались, куда ни кинь — все клин. Мать честная, говорю, ведь не получается у нас ни хрена. Сидим голодом не первый год. Работаем, работаем — толку никакого. Мужики, говорю, давайте просить разрешения у начальства закрыть колхоз, иначе совсем подохнем. Вот такую речу я сказал.