У нас вот с Ваней пенсия всего по две тысячи. Представляешь, какая несправедливость? — Я киваю. — Всю жизнь отработали на государство, двигали науку вперед — и такой результат. Ну разве не обидно, а?
— А чего ты ожидала? — резко говорит Иван Петрович. — Я давно, как только этот меченый пришел к власти, понял, что ничего хорошего не будет. Развалил страну, поставил народ на грань выживания. Кто сейчас хорошо живет? Одни только воры и проститутки, извиняюсь за выражение. Вся старая номенклатура у власти — Кебич этот, гнида поганая. Шушкевич — да, нормальный человек, ученый, но что они ему дадут сделать?
— И главное, что обидно — мы-то уже свое отжили, — говорит Вера Сергеевна. — А они как будут, молодые? Раньше все было просто — институт, аспирантура, диссертация. А сейчас?..
— Ну, у меня специальность перспективная…
— Какая там перспектива? — Иван Петрович хмыкает. — Не надо никого слушать, послушай лучше меня. Все сейчас учат языки, все хотят за границу. А закончишь — пойдешь преподавать в училище, идиотов учить с одной извилиной. Даже в школу не возьмут — все к тому времени будет занято.
— Ладно, Ваня, ты Володю не пугай. Пусть учится, а там будет видно. Может, еще все образуется.
Вера Сергеевна ставит на стол вазочку с вишневым вареньем и хлебницу с батоном, пододвигает мне чашку чая. На ободке — отпечаток ее помады. Я поворачиваю чашку другой стороной.