JК
Вечерняя гимнастика :: Бландиана Ана
Страница: 4 из 10И не потому, что ему не хватало силы или умения, — просто у него пропала всякая к ней охота. Он больше не хотел. А раз не хотел, то и не мог.
В том-то и штука, что издалека все казалось куда как яснее. Граница между добром и злом была видна оттуда так четко, что и награда, и возмездие за них представлялись делом самым элементарным, никакими особыми сложностями не чреватым. Если он все же решил пожить здесь некоторое время в другом воплощении, эту причуду, позабавившую тех, наверху, приписали странностям его характера, его своеобразному педантизму и чрезмерной утонченности чувств. Сам он сначала рассматривал всю инсценировку скорее как игру, чем как необходимость, игру, которая ему нравилась и могла пригодиться на первых порах — пока глаз, зорко видящий вдаль, не привыкнет и вблизи видеть также ясно и нерасплывчато. Однако со временем ничего не прояснилось. Двоящееся изображение (сначала он относил эту деформацию реальности на счет устройства своего зрения, не сразу переключившегося на земные масштабы) нередко оказывалось действительно двойным, так что разделение слившихся контуров из забавы превратилось в филигранную, требующую разных хитростей работу. С маскировкой, к которой он прибегнул вначале из озорства, дело обстояло тоже неладно: он чувствовал, что карнавальный костюм затвердевает на нем, как панцирь, и срастается с кожей.
В том-то и штука, что издалека все казалось куда как яснее. Граница между добром и злом была видна оттуда так четко, что и награда, и возмездие за них представлялись делом самым элементарным, никакими особыми сложностями не чреватым. Если он все же решил пожить здесь некоторое время в другом воплощении, эту причуду, позабавившую тех, наверху, приписали странностям его характера, его своеобразному педантизму и чрезмерной утонченности чувств. Сам он сначала рассматривал всю инсценировку скорее как игру, чем как необходимость, игру, которая ему нравилась и могла пригодиться на первых порах — пока глаз, зорко видящий вдаль, не привыкнет и вблизи видеть также ясно и нерасплывчато. Однако со временем ничего не прояснилось. Двоящееся изображение (сначала он относил эту деформацию реальности на счет устройства своего зрения, не сразу переключившегося на земные масштабы) нередко оказывалось действительно двойным, так что разделение слившихся контуров из забавы превратилось в филигранную, требующую разных хитростей работу. С маскировкой, к которой он прибегнул вначале из озорства, дело обстояло тоже неладно: он чувствовал, что карнавальный костюм затвердевает на нем, как панцирь, и срастается с кожей.