Верность себе   ::   Петкевич Тамара

Ареста или повестки на выселение ждала каждыйдень.

Борис по дороге подбрасывал ответные письма:

"О каком "вот и все", о каком "конце" может идти речь? Еще не случилось. Еще не факт. Пока человек жив, пока есть у него завтра, до тех пор есть надежда, право и долг надеяться, драться за надежду, за уверенность и осуществление. Страшна только смерть".

Смерть - страшна. Конечно. Но я приручала себя к мысли о ней.

Когда после длительного перерыва меня вызвали опять, оказалось, что произошла смена руководства. За столом сидел новый начальник. После первых же фраз стало ясно, что прежний был лояльней.

Среди многих цветных папок он отыскал мою объемистую, синюю, начал ее перелистывать, реагируя кивком головы на чьи-то неизвестные мне умозаключения.

Пережидая затянувшееся молчание, я смотрела на руки этого человека. Такими широченными и тяжеловесными выглядели его ржавые ногти на последних фалангах пальцев, что, казалось, каждый из них увенчан отдельной головой. Социальная сущность явственно была прописана во всем его облике. Представить историю "восхождения" этого человека не составляло труда. В тридцать седьмом году ходили осанистые, брезгливые энкаведешники с собаками, в зеленоватых габардиновых пальто. Тех сменили эдакие.

Разговор сразу принял неожиданный и крайне тяжелый поворот:

- Бахарев - это муж, значит?

- Нет.

- Ну сын-то от него?

- От него.

- Значит, муж. Как же это он с вами так поступил?

- Поступил.