Верность себе   ::   Петкевич Тамара

- Никаких?

- Никаких.

- Но они ведь могут и не касаться следствия, - настаивал он на чем-то. - Может, я что-нибудь мог бы для вас сделать?

- Мне ничего не надо.

- Совсем?

- Совсем.

- Я на почтамте получаю вашу корреспонденцию. Разве вы не хотите узнать что-нибудь о сестре?

Во мне все дрогнуло.

- Хочу.

Следователь открыл ящик письменного стола и вынул оттуда распечатанные треугольнички Валечкиных писем: "Почему ты мне ничего не пишешь, Тамуся? Когда заберешь меня отсюда?.."

Где-то в угличском детдоме изнывало сердце младшей сестренки, а меня мытарили во внутренней тюрьме НКВД.

Я плакала. Безутешно. Навзрыд.

Допускаю, мое горе могло произвести впечатление на следователя. Но когда он сказал: "Если все будет так, как ожидаю я, вы скоро увидитесь с сестрой; если же случится худшее, я ее не оставлю. Моя мать (ее имя возникло вторично) - добрый и хороший человек, она приютит Валечку", - я тут же пришла в себя.

Следователь не в первый раз ошеломлял не укладывающимися в положенные рамки поступками и словами. Его залетные, идиллические посулы звучали в стенах этого учреждения, как издевка и кощунство. Он бывал искренним. Я не могла этого не видеть. Но искренность здесь характера не исчерпывала.

Чутье заменяло многоопытность. Потому, вероятно, когда следователь сказал: "На днях с вами будет говорить один человек.