Цена жизни - смерть   ::   Незнанский Фридрих Евсеевич

Мама ругается на Папу и говорит, что он только уродует песню, а Папа говорит, что у него душа ищет выхода, и затягивает «Из-за острова на стрежень…».

Кабан оказался совершенно невкусным и жестким, зато Ожуг обрадовался — ему досталась почти половина. Папа грозится, что завтра поймает гигантскую рыбину и уж из нее всенепременно приготовит новое слово в кулинарии. Мы идем спать, я сплю в палатке с Дедом и на ночь выдаю ему еще порцию вопросов:

— Дед, а головы человеческие?

— Какие головы? — Не сразу соображает он, о чем речь, и смеется, вспомнив о задаче. — Да.

— Ты не имел в виду какого-нибудь колумбийского президента или итальянского премьера, то есть это голова натуральная, не… фигуральная?

— Нет. Спи.

Я засыпаю под звон, издаваемый комарами, желающими отведать вкусного городского тела, еще не задубевшего под байкальским ветром, а когда просыпаюсь, Деда уже нет в палатке, хотя у меня как раз созрел очередной вопрос. Лесник уже ушел. Папа с Мамой в палатке-лаборатории оба в белых халатах.

Я хихикаю. Очень смешно смотреть: у Папы белый халат прямо на плавки, но привычка — великая вещь, он говорит, что без халата чувствует себя не ученым-химиком, а черт знает кем.

Бегу к воде умываться, вода холодная и вкусная. Чем мне особенно не понравилось на море — вода соленая. Дед уже готовит акваланги, сегодня у него первое погружение — двадцатиметровая отметка. Дед вылавливает планктон, а потом они всей семьей долго рассматривают что-то под микроскопом и страшно радуются. Мне тоже однажды показали, ничего радостного я там, если честно, не увидела.