JК
Владимир Ковалевский: трагедия нигилиста :: Резник Семен Ефимович
Страница: 217 из 453Небольшой скромный бюст Жоржа Кювье был малозаметен среди деревьев, перед двухэтажным домом, в котором ученый прожил большую часть своей жизни. Правда, теперь уже в Музее естественной истории не было столь крупных натуралистов, но тени прошлого напоминали о себе на каждом шагу.
Ковалевский быстро сошелся с ведущими работниками музея, особенно с профессором сравнительной анатомии Полем Жерве, с молодым палеонтологом Альбертом Годри, которого он назвал «будущей звездой», и с Альфонсом Милн-Эдвардсом – сыном знаменитого Генри Милн-Эдвардса, одного из ближайших учеников Кювье. Все они с готовностью позволили ему заниматься в своих лабораториях, и он с прежним увлечением втянулся в работу.
Однако Софья Васильевна без направляющей руки великого ученого и тонкого педагога Карла Вейерштрасса почти не продвигалась вперед. Она все чаще стала говорить о желании вернуться в Берлин. Ее лишь удерживала мысль о сестре, тесно связавшей свою судьбу с Коммуной. Тем более, что Коммуна была обречена. То, о чем, может быть, не догадывались еще рядовые парижане, слишком хорошо понимали Жаклары, а значит, и Ковалевские.
Однако время шло, а Коммуна держалась. И казалось, что продержится еще долго. Откладывать свои занятия на неопределенный срок Софья не могла. И хотя Владимир хотел подольше задержаться в мятежном городе, он, как всегда, должен был уступить.
Ковалевский быстро сошелся с ведущими работниками музея, особенно с профессором сравнительной анатомии Полем Жерве, с молодым палеонтологом Альбертом Годри, которого он назвал «будущей звездой», и с Альфонсом Милн-Эдвардсом – сыном знаменитого Генри Милн-Эдвардса, одного из ближайших учеников Кювье. Все они с готовностью позволили ему заниматься в своих лабораториях, и он с прежним увлечением втянулся в работу.
Однако Софья Васильевна без направляющей руки великого ученого и тонкого педагога Карла Вейерштрасса почти не продвигалась вперед. Она все чаще стала говорить о желании вернуться в Берлин. Ее лишь удерживала мысль о сестре, тесно связавшей свою судьбу с Коммуной. Тем более, что Коммуна была обречена. То, о чем, может быть, не догадывались еще рядовые парижане, слишком хорошо понимали Жаклары, а значит, и Ковалевские.
Однако время шло, а Коммуна держалась. И казалось, что продержится еще долго. Откладывать свои занятия на неопределенный срок Софья не могла. И хотя Владимир хотел подольше задержаться в мятежном городе, он, как всегда, должен был уступить.