Возможность острова   ::   Уэльбек Мишель

Я очень внимательно читал повесть Даниеля1, однако так до конца и не понял, что люди имелив виду под любовью, не смог уловить всех многочисленных и противоречивых смыслов, которые они вкладывали в это слово; я понял грубый натурализм и беспощадность сексуальной схватки, понял невыносимую боль одиночества на эмоциональном уровне, но все равно не мог постичь, что именно питало их надежду прийти к некоему синтезу всех этих разнонаправленных устремлений. Однако за те недели, что мы путешествовали по сьеррам в глубине Испании, я почувствовал себя как никогда близким к любви — в самом возвышенном смысле, какой они придавали этому слову; никогда я не был так близок к тому, чтобы самому испытать «высшее на свете счастье», по выражению Даниеля1 в его последнем стихотворении, и понимал, что ностальгия по этому чувству вполне могла заставить Марию23 пуститься в далёкую, через всю Атлантику, дорогу. Честно говоря, я и сам отправился в столь же сомнительный путь, но теперь конечная цель стала мне безразлична: в сущности, я хотел лишь снова и снова шагать с Фоксом по лугам и горам, просыпаться по утрам и купаться в ледяной реке, а потом обсыхать на солнце и сидеть вместе у вечернего костра при свете звёзд. Я достиг состояния невинности, самодостаточного и бесконфликтного, у меня не осталось ни целей, ни задач, моя индивидуальность растворялась в нескончаемой череде дней; я был счастлив.