JК
Вперед и вверх на севших батарейках :: Сенчин Роман
Страница: 93 из 120Пару рюмок - и наверняка потянет всон. В теплый, здоровый, непрерываемый сон... А можно ли глицин с водкой? Читать инструкцию лень, то есть - страшно увидеть, что нельзя. Ладно, по крайней мере не умру от одной таблетки и ста граммов...
Не зная, чем занять себя между первой порцией и второй, вынимаю из тумбочки папку. На ней ярлычок "Письма от родителей и других. 1996 - 1999 гг.". Развязываю тесемки, перебираю листы. Большие - в линейку, из школьных тетрадей, а вот, соединенные скрепкой, маленькие - с торопливым, сползающим вправо почерком красной пастой. Это записки жены из роддома. У нее были тяжелые роды - потом врачиха сказала мне, что они боялись ее потерять и речь шла не о ребенке, а о роженице.
Морщась, сопротивляясь, читаю. Зачем-то читаю, зная, что станет хуже.
"Дорогой мой Романсэро! Любимый Сэн! Самый замечательный муж на свете. Самый прекрасный отец. И умопомрачительный любовник! Самый остроумный. Самый мрачный, Великий писатель всех времен и народов. И самый светлый! Я так люблю тебя! Рома, когда меня отсюда отпустят, я снова стану самой страстной, неутомимой, безумной! Я буду хорошей мамой для нашей девочки. Люблю тебя! Позвоню. Вся твоя Л.".
Наливаю в рюмку, отрезаю пластик грудинки. Пью. Жую. Смотрю на часы. Начало первого... Тяжело, когда тебя перестают любить. В общем-то и жить уже не для чего.
"Ромочка, любимый мой. Я договорилась - в среду меня, скорее всего, выпишут. Сейчас я лежу подо льдом, мне сняли швы, но не все, через один, завтра - остальные.
Не зная, чем занять себя между первой порцией и второй, вынимаю из тумбочки папку. На ней ярлычок "Письма от родителей и других. 1996 - 1999 гг.". Развязываю тесемки, перебираю листы. Большие - в линейку, из школьных тетрадей, а вот, соединенные скрепкой, маленькие - с торопливым, сползающим вправо почерком красной пастой. Это записки жены из роддома. У нее были тяжелые роды - потом врачиха сказала мне, что они боялись ее потерять и речь шла не о ребенке, а о роженице.
Морщась, сопротивляясь, читаю. Зачем-то читаю, зная, что станет хуже.
"Дорогой мой Романсэро! Любимый Сэн! Самый замечательный муж на свете. Самый прекрасный отец. И умопомрачительный любовник! Самый остроумный. Самый мрачный, Великий писатель всех времен и народов. И самый светлый! Я так люблю тебя! Рома, когда меня отсюда отпустят, я снова стану самой страстной, неутомимой, безумной! Я буду хорошей мамой для нашей девочки. Люблю тебя! Позвоню. Вся твоя Л.".
Наливаю в рюмку, отрезаю пластик грудинки. Пью. Жую. Смотрю на часы. Начало первого... Тяжело, когда тебя перестают любить. В общем-то и жить уже не для чего.
"Ромочка, любимый мой. Я договорилась - в среду меня, скорее всего, выпишут. Сейчас я лежу подо льдом, мне сняли швы, но не все, через один, завтра - остальные.