Страница:
101 из 121
Мне не жаль былоэту колоду Ксенофонтову, а жаль было могилу Астаховой, а Ксенофонтова в ее мужском пиджаке, со стрижкой чуб на лоб, я ее представляла трясущейся от волнения, когда она решила рассказать (чувствуя себя на склоне годов) своей дочери, кто она для нее есть на самом деле, и какой подвиг она совершила, и сколько ради этого было положено сил. Хотела Ксенофонтова лучше, оказалось, что хуже, и никакого оправдания она своей жизни не получила, шиш, шиш и шиш!
Это я теперь сидела, я теперь сидела одна с кровавыми глазами, пришла моя очередь сидеть на этом диванчике с норочкой. Значит, дочь теперь сюда переедет, и мне туг места не останется и никакой надежды. Дочь моя займет большую комнату, Тимошу отправит с кроваткой ко мне, так. И на кухне будет праздновать одиночество, как всегда я ночами. Мне нет тут места!
Я выхожу с абсолютно сухими глазами:
— Алена, можно поговорить? Ты способна меня выслушать?
Как ни в чем не бывало:
— Погоди, мама.
Мама! Кольнуло в сердце.
— Видишь, распаковываемся. Покорми старших, а?
— Так ты что, ввалилась жить? А?
— Тимоша, надо покормить Катьку. Ты можешь? А баба, видишь, не дает вам есть.
— Могу! — выпаливает Тимоша, взял эту толстую Катю за руку и заботливо повел в кухню мимо меня, как мимо столба.
|< Пред. 99 100 101 102 103 След. >|