Высшая математика   ::   Бэл Алберт

Теперь и вспомнить стыдно. Впрочем, это даже не стыд, тяжесть какая-то. Былого не вернешь, а годы ушли. Хотя не так уж много годов этих, чуть-чуть за тридцать.

Старый Павил в нас верил, думал, мы станем не только хорошими инженерами, но еще и хорошими людьми.

И конечно, стали. Но почему так поздно? Почему с таким трудом?

Диву даешься, сколько всякой чепухи лезло в головы пятнадцатилетних мальчишек. Стоило преподавателю запнуться на каком-то слове, и кличка готова: "Заика".

Не важно, что он отличный артиллерист, не важно, что осколок задел шею. Мы потешались над его воспоминаниями, подначивали, просили рассказать про войну, потому что старый Павил ни о чем, кроме математики, рассказывать не умел, и в самом деле получалось забавно, когда он, увлекшись, описывал, как его контузило снарядом.

- Огурцом соленым в ухо!

Это ты, Карклинь, крикнул тогда, прячась за спинами товарищей. Старый Павил взорвался, подобно снаряду.

- Молокосос! Вон из класса!

У него был цепкий взгляд, он тебя сразу заметил.

Ты, Карклинь, что-то лепетал, просил прощения, но старый Павил не дал тебе говорить.

- Молчать! Вон!

Что такое дорога из Капуи в Рим? Шесть тысяч непокорных рабов, распятых на крестах. Фашисты распинали миллионы сверстников старого Павила, не рабов, свободных, и война с фашистами была делом священным. Теперь-то я краснею. Черт побери, стыдно! Так стыдно, что я начинаю ругаться. Черт побери! А тогда посмеивался.