JК
Взгляни на дом свой, путник! :: Штемлер Илья Петрович
Страница: 7 из 55 – Это значит – все исправно, никакой поломки, никакого обмана…
Грек с одобрением смотрел на живые холмы ее груди и, не совладав с собой, тронул пальцем крест на корабельной цепи, проникаясь жаром пышного тела светловолосой купчихи. Та, с предельно доступным ей кокетством, похлопала грека по нахальной руке, в то же время рисуя в воздухе цифры, которыми оценивала трубу, водку и бинокль…
Но мне не удалось до конца просмотреть торги – отвлек чей-то возмущенный голос. Я скосил глаза. Возмущалась пожилая женщина с аскетично-высокомерным лицом. Гладкие волосы рисовали совершенную по форме голову, пряча маленькие уши с каплями жемчуга в мочках.
– Господи, сколько можно позорить Россию…
Я возразил из окаянства, ибо и мне эта сцена торговли с киприотами была чем-то неприятна. Я сказал, что виновата система, которая толкает людей на спекуляцию, вручая на дальнюю дорогу какие-то жалкие гроши.
– Но ведь я не торгую, – поджала губы женщина. – И вы тоже!
Вскоре я узнал, что женщина направляется в Иерусалим к своей тетке, настоятельнице православного монастыря Святой Анны. Тетку, дочь царского полковника Кривошеева, вывезли в Палестину из Крыма трехлетней девочкой. И вот теперь, разыскав через Красный Крест московских родичей, тетка-монахиня пригласила племянницу погостить. Какие же разные люди эти мои попутчики, подумал я.
Грек с одобрением смотрел на живые холмы ее груди и, не совладав с собой, тронул пальцем крест на корабельной цепи, проникаясь жаром пышного тела светловолосой купчихи. Та, с предельно доступным ей кокетством, похлопала грека по нахальной руке, в то же время рисуя в воздухе цифры, которыми оценивала трубу, водку и бинокль…
Но мне не удалось до конца просмотреть торги – отвлек чей-то возмущенный голос. Я скосил глаза. Возмущалась пожилая женщина с аскетично-высокомерным лицом. Гладкие волосы рисовали совершенную по форме голову, пряча маленькие уши с каплями жемчуга в мочках.
– Господи, сколько можно позорить Россию…
Я возразил из окаянства, ибо и мне эта сцена торговли с киприотами была чем-то неприятна. Я сказал, что виновата система, которая толкает людей на спекуляцию, вручая на дальнюю дорогу какие-то жалкие гроши.
– Но ведь я не торгую, – поджала губы женщина. – И вы тоже!
Вскоре я узнал, что женщина направляется в Иерусалим к своей тетке, настоятельнице православного монастыря Святой Анны. Тетку, дочь царского полковника Кривошеева, вывезли в Палестину из Крыма трехлетней девочкой. И вот теперь, разыскав через Красный Крест московских родичей, тетка-монахиня пригласила племянницу погостить. Какие же разные люди эти мои попутчики, подумал я.