Ханский ярлык   ::   Изюмский Борис

Вот он поднес к губам трубу, и, отвечая на трубные звуки, задрожали серебряные листья, начали извиваться змеи, из львиных пастей потекли в тазы струи вина, кумыса, меда, и молодые, ловкие прислужники, черпая влагу, стали разносить ее гостям.

«Тщится удивить, чтобы в силу верили, — проницательно отметил Калита. — Ну, да и мы не лыком шиты! Не ваши руки и не ваш ум сие делали: из Китая прислали».

К хану приблизился Киндяк, прошептал почтительно:

— Правосудный правитель, московский князь просит выслушать его.

— Пусть подойдет.

Киндяк кивнул Калите.

Калита согнулся — сейчас ему можно было дать много более сорока лет, даже губы стали тоньше и бледней, — поднялся по лестнице к площадке у трона.

Слуги Калиты положили у ног хана подарки: золотую посуду, жемчуг, меха. Были здесь белоснежные горностаевые накидки, пушистые, как первый снег на московских крышах; пепельно-голубая горская куница-белодушка — для шапок; черная лиса, что попадается раз в сто лет; нежный, благородный соболь; лесная куница с коричневато-серой спинкой и оранжевым пятном на шее, у горла.

Хан Узбек довольно покосился на меховую груду, с напускным безразличием отвел глаза в сторону. Ханша что-то зашептала ему, Узбек, соглашаясь, кивнул головой.

Калита низко поклонился. Горбясь, заговорил свободно по-татарски:

— Хан могущественный, блеск земного мира и веры, величие ислама и мусульман…

Слегка приподнял голову, незаметно посмотрел на Узбека.

Несколько слуг неустанно приводили в движение опахало, но лицо хана лоснилось от выступившего пота.