Ханский ярлык   ::   Изюмский Борис

Когда все опьянели, Иван Данилович вышел из шатра. Как раненый зверь, заметался на узком пространстве у входа. Нестерпимо, будто когтями, разрывало сердце. Руками, своими руками задушил бы Узбека и его прихвостней, рвал бы их на куски! Ох, тяжка, как тяжка ненавистная покорность! Где взять силы вынести ее?..

Князь застонал, до крови вонзил ногти в ладони. «Будь мужем! Перенеси все это». Он заставил себя успокоиться. Распрямил спину.

Рядом, как тень, стоял Бориска. Где-то неподалеку звякнул колоколец верблюда. Пахло песком, политым «водой. Тлели огни затухающего костра. Продолжал бубнить татарин в шатре. Иван Данилович поднял лицо к темно-синему чужому небу в холодных звездах.

— Сей час над Москвой тоже звезды светят, только ярче, родней. Москва!..

Вот вымолвил это слово, и горячая волна заливает сердце. Сколько ночей бессонных провел в заботах о ней! Но поднимается она, поднимается. Грудь все шире. Плечи расправляет…

Далеко-далеко начинался первыми молочными полосами рассвет.



ВОЗВРАЩЕНИЕ В МОСКВУ

Вьюжной, заметной зимой прошли всадники Узбека по тверскому княжеству, огнем и мечом сокрушая все на своем пути.

Иван Данилович осунулся, похудел, словно бы даже почернел, глаза его глубоко ввалились. Глядя на пепелища, думал: «Много теперь не возьмешь… А покорства ждать от голи тверской вряд ли можно… Ну, да ничего — скрутим».

Ордынцы озверели от крови, легкой добычи. Рыскали шакалами свирепые Сюга и Туралык.