JК
Хмельницкий. Книга первая :: Ле Иван
Страница: 18 из 629Тот полковник набросился на них, а кобзарь, может быть, хотел отомстить…
— За что, мама? — поторопился мальчик.
Матрена даже смутилась, почувствовав, что обмолвилась.
— За что? — вздохнув, переспросила она.
Мальчик поднял голову и посмотрел на мать. У нее дрожали губы, горели щеки…
— Не буду больше спрашивать тебя, мамуся… Ты опечалена… Тебе жаль полковника? Я разыщу Мартынка, он мне все расскажет. Он не жалеет полковников.
— Я и сама расскажу, — снова вздохнула она. — А жаль мне Наливайко. Матери всех жалеют.
— И полковника, мама?
— Да я ведь его не видела, сынок, а кобзаря знаю. Это побратим Наливайко и Ивана Болотникова. Этим двум казакам глаза выжгли за то, что они ходили спасать Наливайко. Может, тот же коронный полковник и выжигал, разве я знаю? Как же я могу печалиться по нем?
И она умолкла, задумавшись. А на землю уже спускался вечер, исчезли длинные тени от тополей, сгустились сумерки.
— Мама, — сказал Зиновий, дергая мать за рукав, — когда же это все было, что я и не знал?..
— Когда это было, сынок? В тот день, когда в Варшаве из раскаленного на костре медного быка раздался последний стон казнимого Наливайко, в Переяславе, где мы тогда жили, прозвучал твой первый в жизни крик. В тот день умер Наливайко, а ты, мой мальчик, родился…
4
Надвигалась теплая ночь. За лесом, на западе, еще серело небо, а на востоке, из-за Чигирина, оно затягивалось черной пеленой.
— За что, мама? — поторопился мальчик.
Матрена даже смутилась, почувствовав, что обмолвилась.
— За что? — вздохнув, переспросила она.
Мальчик поднял голову и посмотрел на мать. У нее дрожали губы, горели щеки…
— Не буду больше спрашивать тебя, мамуся… Ты опечалена… Тебе жаль полковника? Я разыщу Мартынка, он мне все расскажет. Он не жалеет полковников.
— Я и сама расскажу, — снова вздохнула она. — А жаль мне Наливайко. Матери всех жалеют.
— И полковника, мама?
— Да я ведь его не видела, сынок, а кобзаря знаю. Это побратим Наливайко и Ивана Болотникова. Этим двум казакам глаза выжгли за то, что они ходили спасать Наливайко. Может, тот же коронный полковник и выжигал, разве я знаю? Как же я могу печалиться по нем?
И она умолкла, задумавшись. А на землю уже спускался вечер, исчезли длинные тени от тополей, сгустились сумерки.
— Мама, — сказал Зиновий, дергая мать за рукав, — когда же это все было, что я и не знал?..
— Когда это было, сынок? В тот день, когда в Варшаве из раскаленного на костре медного быка раздался последний стон казнимого Наливайко, в Переяславе, где мы тогда жили, прозвучал твой первый в жизни крик. В тот день умер Наливайко, а ты, мой мальчик, родился…
4
Надвигалась теплая ночь. За лесом, на западе, еще серело небо, а на востоке, из-за Чигирина, оно затягивалось черной пеленой.