JК
Хмельницкий. Книга первая :: Ле Иван
Страница: 572 из 629Кто-то оторвал кусок тряпки и заботливо перевязал раненую руку Богдана. После немногих минут боя на этой самой большой в порту галере не осталось ни единого турка.
В широкое отверстие люка один за другим уже поднимались гребцы-невольники — истощенные, оборванные. За ними с жалобными причитаниями, напоминавшими стоны животных, с трудом карабкались на палубу галеры измученные голые женщины и девушки. Турки, оберегая свой ясырь от эпидемий, сожгли и выбросили в море их одежду, и теперь, отбросив естественную стыдливость, обливаясь слезами радости, они простирали руки к своим освободителям.
— Касатики, родненькие, братцы! — причитала девушка с распущенными волосами, первой показавшаяся в люке.
Казаки подхватили ее под руки и вынесли на палубу, нагую, в синяках, со следами от арканов и плетей, но счастливую. Она еще не понимала толком, что произошло. Как и все остальные, она слышала только шум боя да отборную ругань, от которой в другой обстановке пришла бы в ужас, а здесь… Эти слова, произнесенные на родном языке, ласкали слух, как нежный голос матери.
Следом за русской, одна за другой, выходили на палубу женщины и девушки. Никто из них не думал о своей наготе. Да и сами казаки в эту торжественную и в то же время страшную минуту вряд ли замечали, как выглядели женщины и девушки. Иные, сомлев от радости, бросались в объятия своих освободителей. Русская девушка, увидев окровавленную и кое-как обмотанную тряпкой руку Богдана, бросилась к нему.
В широкое отверстие люка один за другим уже поднимались гребцы-невольники — истощенные, оборванные. За ними с жалобными причитаниями, напоминавшими стоны животных, с трудом карабкались на палубу галеры измученные голые женщины и девушки. Турки, оберегая свой ясырь от эпидемий, сожгли и выбросили в море их одежду, и теперь, отбросив естественную стыдливость, обливаясь слезами радости, они простирали руки к своим освободителям.
— Касатики, родненькие, братцы! — причитала девушка с распущенными волосами, первой показавшаяся в люке.
Казаки подхватили ее под руки и вынесли на палубу, нагую, в синяках, со следами от арканов и плетей, но счастливую. Она еще не понимала толком, что произошло. Как и все остальные, она слышала только шум боя да отборную ругань, от которой в другой обстановке пришла бы в ужас, а здесь… Эти слова, произнесенные на родном языке, ласкали слух, как нежный голос матери.
Следом за русской, одна за другой, выходили на палубу женщины и девушки. Никто из них не думал о своей наготе. Да и сами казаки в эту торжественную и в то же время страшную минуту вряд ли замечали, как выглядели женщины и девушки. Иные, сомлев от радости, бросались в объятия своих освободителей. Русская девушка, увидев окровавленную и кое-как обмотанную тряпкой руку Богдана, бросилась к нему.