JК
Хмельницкий. Книга вторая :: Ле Иван
Страница: 15 из 555В бою как и на поле — не каждая головка чертополоха попадает под кнут чабана. Так и род человеческий переведется, сохрани боже.
Все это верно, молча соглашалась хозяйка. Степной чертополох — это ее любимый сын Богдан. Матрена и сама, превозмогая боль материнского сердца, рассудила, как справедливый судья: нельзя отнять у нее сразу мужа и сына! Да и сын-то какой орел! Очевидно, неверные неожиданно напали на него, поразив его саблей со змеиным ядом? Ведь он турецкий язык, как свой, знает, сумел бы договориться даже с врагами.
— В Лубнах рассказывали, — продолжала Мелашка, — будто гетман в день гибели написал жене прощальное письмо. Словно терновым венцом венчал себя, отправляясь в последний раз на свою Голгофу. Сыну будто бы завещал отомстить неверным, а сам прощался с женой и жизнью. По трупам народа нашего шел, да и споткнулся. На старости лет пришлось, как простому смертному, вместе с ними костьми лечь. Жутко, но жалости никакой. Всю жалость сам и растоптал своим жолнерским сапогом. Тьфу, прости господи, — будучи мертвым, в грех нас вводит.
— А о Михайле моем слыхала что-нибудь? — спросила Матрена, когда Мелашка умолкла.
— Ничего утешительного, пани Матрена. Известно, что вместе с гетманом сложили головы и его ближайшие слуги.
Мелашка запнулась на слове. И не только потому, что вспомнила об очень близких отношениях покойного подстаросты с гетманом Жолкевским. Она вдруг вспомнила о жолнере из Белоруссии, который заходил к ней в Лубнах.
Все это верно, молча соглашалась хозяйка. Степной чертополох — это ее любимый сын Богдан. Матрена и сама, превозмогая боль материнского сердца, рассудила, как справедливый судья: нельзя отнять у нее сразу мужа и сына! Да и сын-то какой орел! Очевидно, неверные неожиданно напали на него, поразив его саблей со змеиным ядом? Ведь он турецкий язык, как свой, знает, сумел бы договориться даже с врагами.
— В Лубнах рассказывали, — продолжала Мелашка, — будто гетман в день гибели написал жене прощальное письмо. Словно терновым венцом венчал себя, отправляясь в последний раз на свою Голгофу. Сыну будто бы завещал отомстить неверным, а сам прощался с женой и жизнью. По трупам народа нашего шел, да и споткнулся. На старости лет пришлось, как простому смертному, вместе с ними костьми лечь. Жутко, но жалости никакой. Всю жалость сам и растоптал своим жолнерским сапогом. Тьфу, прости господи, — будучи мертвым, в грех нас вводит.
— А о Михайле моем слыхала что-нибудь? — спросила Матрена, когда Мелашка умолкла.
— Ничего утешительного, пани Матрена. Известно, что вместе с гетманом сложили головы и его ближайшие слуги.
Мелашка запнулась на слове. И не только потому, что вспомнила об очень близких отношениях покойного подстаросты с гетманом Жолкевским. Она вдруг вспомнила о жолнере из Белоруссии, который заходил к ней в Лубнах.