Хмельницкий. Книга вторая   ::   Ле Иван

Иногда перекинется двумя-тремя словами с Карпом или женой. Весть о том, что полк до сих пор еще продолжает бунтовать и избрал полковником Скидана, точно лекарство, подействовала на Богдана. Стал чаще играть с маленьким Тимошей, а когда выпал первый снег, начал собираться в дальнюю дорогу.

— Поеду!

— Да бог с тобой, Богдан! После такой болезни, да еще зимой… — беспокоилась жена.

— Нужно мне, Ганна. Нужно, понимаешь!.. А болезнь… Прошла уже, проклятая. Может ли человек один вынести такие удары? В Боровице сказали, что и отчима моего убили изверги… — наконец признался он однажды…

— Господи, матерь божья… А его же за что? — простонала Мелашка.

— Они найдут, за что погубить человека! Сначала покалечили, уши и нос отрезали, потом розгами, кольями били, покуда и душу выбили. Они умеют расправиться с человеком.

— Да и впрямь точно звери. Что же теперь, Богдан? Куда тебе после такой болезни ехать?

А он поднялся с сыном Тимошей на руках, передал его жене. Лицо у него посвежело, яснее стал взгляд. Провел рукой по небритой бороде, и горькая улыбка появилась на губах.

— Хоть ругай, хоть бей меня, Ранна. Виноват я перед вами, что сразу не сказал. Не берегся в дороге, вот и заболел, помчавшись следом за придурковатым писарем. А о горе, постигшем мою мать, и не сказал вам. Отчим чужой мне, но близок душой. Наш человек! Отказался пытать казаков Ивана Сулимы.