JК
Ходынка :: Толстой Лев Николаевич
Страница: 10 из 10Рина приподнялась, и села, и объявила, чья она дочь и где живет. А Емельян пошел за извозчиком.
Народу уж собралось много, когда Емельян приехал на извозчике. Рина встала, ее хотели подсаживать, но она сама села. Ей только было стыдно за свою растерзанность.
- Ну, а братец-то где? - спрашивала одна из подошедших женщин у Рины.
- Не знаю. Не знаю, - с отчаянием проговорила Рина. (Приехав домой, Рина узнала, что Алек, когда началась давка, успел выбраться из толпы и вернулся домой без всякого повреждения.)
- Да вот он спас меня, - говорила Рина. - Если бы не он, не знаю, что бы было. Как вас зовут? - обратилась она к Емельяну.
- Меня-то? Что меня звать.
- Княжна ведь она, - подсказала ему одна из женщин, - бога-а-а-тая.
- Поедемте со мной к отцу. Он вас отблагодарит.
И вдруг у Емельяна на душе что-то поднялось такое сильное, что не променял бы на двухсоттысячный выигрыш.
- Чего еще. Нет, барышня, ступайте себе. Чего еще благодарить.
- Да нет же, я не буду спокойна.
- Прощай, барышня, с богом. Только пальто мою не увези.
И он улыбнулся такой белозубой, радостной улыбкой, которую Рина вспоминала как утешение в самые тяжелые минуты своей жизни.
И такое же еще большее радостное чувство, выносящее его из этой жизни, испытывал Емельян, когда вспоминал Ходынку и эту барышню и последний разговор с нею.
Народу уж собралось много, когда Емельян приехал на извозчике. Рина встала, ее хотели подсаживать, но она сама села. Ей только было стыдно за свою растерзанность.
- Ну, а братец-то где? - спрашивала одна из подошедших женщин у Рины.
- Не знаю. Не знаю, - с отчаянием проговорила Рина. (Приехав домой, Рина узнала, что Алек, когда началась давка, успел выбраться из толпы и вернулся домой без всякого повреждения.)
- Да вот он спас меня, - говорила Рина. - Если бы не он, не знаю, что бы было. Как вас зовут? - обратилась она к Емельяну.
- Меня-то? Что меня звать.
- Княжна ведь она, - подсказала ему одна из женщин, - бога-а-а-тая.
- Поедемте со мной к отцу. Он вас отблагодарит.
И вдруг у Емельяна на душе что-то поднялось такое сильное, что не променял бы на двухсоттысячный выигрыш.
- Чего еще. Нет, барышня, ступайте себе. Чего еще благодарить.
- Да нет же, я не буду спокойна.
- Прощай, барышня, с богом. Только пальто мою не увези.
И он улыбнулся такой белозубой, радостной улыбкой, которую Рина вспоминала как утешение в самые тяжелые минуты своей жизни.
И такое же еще большее радостное чувство, выносящее его из этой жизни, испытывал Емельян, когда вспоминал Ходынку и эту барышню и последний разговор с нею.