Страница:
123 из 126
В довершение всего у него были отвратительные зубы, с зеленоватыми, как на сыре рокфор, пятнами. Разговаривая с ним, Башмаков всегда чуть отворачивал лицо — ловя свежий воздух.
— Я только попробовал… — оправдывался Чубакка.
— В следующий раз только попробуй, руки оторву! — свирепо предупреждал Каракозин и, ударив по струнам, запевал по-высоцки — старательно низким, предсмертно хрипящим, надувающим шейные артерии баритоном:
Я никогда не верил в миражи,
В грядущий рай не ладил чемодана.
Учителей сожрало море лжи
И выплюнуло возле Магадана.
Но, свысока глазея на невежд,
От них я отличался очень мало:
Занозы не оставил Будапешт,
И Прага сердце мне не разорвала.
Но мы умели чувствовать опасность
Задолго до начала холодов,
С бесстыдством шлюхи приходила ясность
И души запирала на засов.
И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы, поднять не смея глаз.
Мы тоже дети страшных лет России —
Безвременье вливало водку в нас…
Окончив эту песню, входившую в обязательный репертуар, Каракозин непременно откладывал гитару и без закуски выпивал рюмку водки, молвив предварительно:
— За тех, кто в тундре!
При этом он страшно морщился, всем видом показывая, как горька она, эта вливаемая безвременьем водка. Остальные жертвы безвременья выпивали следом и с удовольствием. А потом Джедай запевал что-нибудь повеселей:
Вчера мы хоронили двух марксистов.
Мы их не накрывали кумачом.
|< Пред. 121 122 123 124 125 След. >|