Записки диссидента   ::   Амальрик Андрей Алексеевич

Главная задача моей страны - сбросить с себя груз тяжелого прошлого, для чего ей необходима критика, а не славословие. Я лучший патриот, чем те, кто, разглагольствуя о любви к родине, под любовью к родине подразумевают любовь к своим привилегиям. Ни проводимая режимом "охота за ведьмами", ни этот суд не вызывают у меня ни малейшего унижения, ни даже страха. Я понимаю, впрочем, что многие будут запуганы, и все же думаю, что начавшийся процесс идейного раскрепощения необратим. Никаких просьб к суду у меня нет. Я читал заранее написанный текст с большим напряжением, ожидая, что судья прервет меня с первых слов, но он не прервал меня. Несколько секунд было полное молчание, затем судья объявил: "Суд удаляется на совещание, которое продлится примерно пять часов". Около восьми вечера нас снова ввели в зал. Приговор повторял обвинительное заключение, оба мы получили по три года: я усиленного режима, Убожко общего (*). Кроме того, суд вынес частное определение, но не о жене Убожко, как тот просил, а о моей: милиции было поручено проследить, работает ли Гюзель и не занимается ли "антисоветской деятельностью".

(* Существуют четыре лагерных режима: общий - для впервые совершивших преступления; усиленный - для впервые совершивших опасные преступления; строгий - для совершивших преступления повторно, а также особо опасные государственные преступления; особый - для рецидивистов. *)

Суд был проведен корректнее, чем я ожидал, однако с точки зрения правовой - даже в рамках советских законов - ниже всякой критики. Очевидно, суд, исходя из смысла ст. 190, должен был изучить три пункта. 1.