Страница:
48 из 418
— Если хотите, я вам дам, — сказал я, приглашая арестанта, — угодно?
— Угодно? Да уж как не угодно! — он подошел к столу.
— Ишь, дома лаптем щи хлебал, а здесь чай узнал; господского питья захотелось, — проговорил мрачный арестант.
— А разве здесь никто не пьет чаю? — спросил я его, но он не удостоил меня ответом.
— Вот и калачи несут. Уж удостойте и калачика!
Внесли калачи. Молодой арестант нес целую связку и распродавал ее по острогу. Калашница уступала ему десятый калач; на этот-то калач он и рассчитывал.
— Калачи, калачи! — кричал он, входя в кухню, — московские, горячие! Сам бы ел, да денег надо. Ну, ребята, последний калач остался: у кого мать была?
Это воззвание к материнской любви рассмешило всех, и у него взяли несколько калачей.
— А что, братцы, — проговорил он, — ведь Газин-то сегодня догуляется до греха! Ей-богу! Когда гулять вздумал. Неравно осмиглазый придет.
— Спрячут. А что, крепко пьян?
— Куды! Злой, пристает.
— Ну, так догуляется до кулаков…
— Про кого они говорят? — спросил я поляка, сидевшего рядом со мною.
— Это Газин, арестант. Он торгует здесь вином. Когда наторгует денег, тотчас же их пропивает. Он жесток и зол; впрочем, трезвый смирен; когда же напьется, то весь наружу; на людей с ножом кидается. Тут уж его унимают.
— Как же унимают?
— На него бросаются человек десять арестантов и начинают ужасно бить, до тех пор, пока он не лишится всех чувств, то есть бьют до полусмерти.
|< Пред. 46 47 48 49 50 След. >|