Засушливый сентябрь   ::   Фолкнер Уильям

- Когда оправишься от потрясения, непременно нам все расскажешь. Что он говорил, что делал; все-все.

В темноте под деревьями, на пути к площади, она, чтобы унять дрожь, дышала глубоко, словно пловец перед тем, как нырнуть, а четверо приятельниц держались чуть позади, шагали медленно - из-за зноя, а также из сочувствия к ней. Но у площади ее опять охватила дрожь, и она вскинула голову, прижав к бокам стиснутые кулаки, а голоса приятельниц журчали, и в глазах у них тоже появилось что-то лихорадочное.

Вступили на площадь, она - в центре группы, хрупкая, в свежем платьице. Дрожь усилилась. Шла она все медленнее и медленнее, наподобие того, как дети доедают мороженое, голова вскинута, лицо как сникший стяг, глаза сверкают; она миновала отель, и со стульев вдоль обочины тротуара вслед ей глядели коммивояжеры в рубашках без пиджака:

- Вон та, видишь? В розовом, та что в середке.

- Эта? А что сделали с черномазым? Его не...

- Точно. С ним порядок.

- Порядок?

- Точно. Отвезли куда надо.

Дальше - аптека, где даже молодые люди, подпирающие дверь, приподняли шляпы и долго провожали глазами ее бедра и лодыжки.

Они шли да шли мимо приподнятых мужских шляп, мимо внезапно умолкающих голосов, почтительных, заботливых.

- Вот видишь? - говорили приятельницы. Голоса их звучали как протяжные глубокие вздохи шипящего ликования. - На площади ни одного негра. Ни единого!

Вошли в кинотеатр.