Затяжной выстрел   ::   Азольский Анатолий

Это было решающим доводом, споры прекратились. Кадровик позвонил на «Безбоязненный», где он брал машинку, оттуда прибежал матрос.

Уехали. Барбаш достал гантели, размял мускулы. Молчал. Молчал и Долгушин. Тут заскрипели ступени, поднялся кто— то, несколько боязливо, сконфуженно даже, в нерешительности потоптался, набрался смелости, показал себя в коридорчике.

— А, Николашенька!.. — приветствовал Барбаш капитан-лейтенанта Николашина. — Ну что, мой ласковый? Кой— чего наскреб? Покажи.

Капитан-лейтенант Николашин предъявил служебную записку, читать которую Барбаш не стал, закинул ее в ящик стола.

— Верю тебе, родной, верю. Мерзавец этот Манцев, спору нет. Да поздно уж. Сковырнули мерзавца, не быть ему артиллеристом. На мысе служить будет, командиром сигнально— наблюдательного поста, три смены сигнальщиков, три радистки, девицы дай бог. Хана Манцеву! Ликуй, Николашенька, твоя взяла. Благодарность объявляю!

— Собственно, я… — засмущался Николашин, а Барбаш, посадив его рядом с собою, участливо стал спрашивать, как жена, как дети, нет ли стремления к берегам Невы, в академию имени Крылова.

Стремление имелось, о чем и поведал Николашин. Барбаш погладил его по плечу, обещал помочь, поднял, вывел в коридор. Поскрипели ступеньки, открылась и закрылась дверь.

— Вот и все, — сказал Барбаш.



27

Эскадра ушла в море без Долгушина. Его вызвали в Симферополь, в обком, на совещание. В Севастополь он вернулся через три дня, вечером.