JК
Зеленый храм :: Базен Эрве
Страница: 249 из 258А снизу все ощетинилось миллиардами травинок; трава еще просто трава, а не волны злаков, которые станут пахучими, мягко шевелящимися, — хороший корм для коров; плевел, мягкая душица, пырей, тимофеевка, лисий хвост, бородатая тирса — все это потом, после косьбы, смешается снова, превратившись в стога сена.
Мы пошли самым коротким путем — дорогой Круа-От, сузившейся в этом году оттого, что ее не очистили режущей вертушкой от листьев и всякой гнили, и теперь она как коридор, белый от цветов боярышника, наступающего на упорствующий шиповник, выбросивший в конце своих ветвей первые цветы — остроконечные розочки. Отцветшие яблони по краям дороги облепили лепестками глубокий ров, где незабудки переплелись с дикими лютиками, куда сырость притягивает рогатых виноградных улиток, покрывающих слизью опавшую листву.
Время от времени у оград, всегда у нас вращающихся, благодаря тяжелым камням-противовесам, я бросаю взгляд на желтые квадраты рапса, на далекую зыбь, колыхание по воле ветра пшеницы, овса, ячменя, ржи — их стебли еще короткие и различаются только оттенками в цвете: сине-зеленым или пепельным. Прямо в небо уже взмывают, словно вздернутые невидимой нитью, жаворонки, пьяные от своей песни, которую наши крестьяне переводят так: «Апостол Петр, подыми меня высоко! Апостол Петр, подыми меня высоко!» — а в июне они переводят песню иволги так: «Мне вишни, а тебе косточки!» И, само собой, ко всему гомону примешивается эхо голоса кукушки, этой птицы без роду без племени, чьим именем является только ее крик.
Мы пошли самым коротким путем — дорогой Круа-От, сузившейся в этом году оттого, что ее не очистили режущей вертушкой от листьев и всякой гнили, и теперь она как коридор, белый от цветов боярышника, наступающего на упорствующий шиповник, выбросивший в конце своих ветвей первые цветы — остроконечные розочки. Отцветшие яблони по краям дороги облепили лепестками глубокий ров, где незабудки переплелись с дикими лютиками, куда сырость притягивает рогатых виноградных улиток, покрывающих слизью опавшую листву.
Время от времени у оград, всегда у нас вращающихся, благодаря тяжелым камням-противовесам, я бросаю взгляд на желтые квадраты рапса, на далекую зыбь, колыхание по воле ветра пшеницы, овса, ячменя, ржи — их стебли еще короткие и различаются только оттенками в цвете: сине-зеленым или пепельным. Прямо в небо уже взмывают, словно вздернутые невидимой нитью, жаворонки, пьяные от своей песни, которую наши крестьяне переводят так: «Апостол Петр, подыми меня высоко! Апостол Петр, подыми меня высоко!» — а в июне они переводят песню иволги так: «Мне вишни, а тебе косточки!» И, само собой, ко всему гомону примешивается эхо голоса кукушки, этой птицы без роду без племени, чьим именем является только ее крик.