JК
Земле земное :: Сологуб Федор
Страница: 4 из 34Странное слово- благонравие.
"Значит, - думал Саша, - у меня благой, добрый нрав, то есть я хороший мальчик".
Саша улыбался, но ему стало стыдно и неловко, что он признан благонравным.
А вдруг бы давали похвальные листы за честность, за доброту!
Нельзя. Честность бескорыстна. Если за добро - награда, то уж что это за добро!
А как же рай? Ведь это - награда. В раю будет приятно. А грешников праведники не пожалеют? Но ведь грешники завоют в огне. Только знать это, и можно ли блаженствовать?
А ведь он, Саша, блаженствует, а грешники-то, оставленные на второй год. Иные тоже воют: дома побили, - и больно, и стыдно.
Саша смотрел в сгущающуюся темноту. Было тихо, и все имело такое выражение, точно сейчас придет кто-то и что-то скажет. Но никого не было. Только влажные ветки, шелестя, вздрагивали, да ночная птица далеко, из-за леса, кричала о чем-то своем, лесном и жадном.
И стало уже так, словно все предметы закрыли глаза и успокоились. Только небо смотрело неотступно и пристально. Но оно было далекое, и не слышно было от этих звезд ни единого звука.
Саша тихо пошел домой, горячими щеками задевая влажные ветки на кустарниках. Как-то странно и томительно горело его сердце.
III
Уже стало темно. В Сашиной спальне копошилась Лепестинья, - постлала Саше постель, прибирала что-то. Она была старая-престарая, согбенная и морщинистая, никогда не улыбалась и всегда понимала, что думал Саша, хотя бы он и не сумел ей хорошо сказать о том.
"Значит, - думал Саша, - у меня благой, добрый нрав, то есть я хороший мальчик".
Саша улыбался, но ему стало стыдно и неловко, что он признан благонравным.
А вдруг бы давали похвальные листы за честность, за доброту!
Нельзя. Честность бескорыстна. Если за добро - награда, то уж что это за добро!
А как же рай? Ведь это - награда. В раю будет приятно. А грешников праведники не пожалеют? Но ведь грешники завоют в огне. Только знать это, и можно ли блаженствовать?
А ведь он, Саша, блаженствует, а грешники-то, оставленные на второй год. Иные тоже воют: дома побили, - и больно, и стыдно.
Саша смотрел в сгущающуюся темноту. Было тихо, и все имело такое выражение, точно сейчас придет кто-то и что-то скажет. Но никого не было. Только влажные ветки, шелестя, вздрагивали, да ночная птица далеко, из-за леса, кричала о чем-то своем, лесном и жадном.
И стало уже так, словно все предметы закрыли глаза и успокоились. Только небо смотрело неотступно и пристально. Но оно было далекое, и не слышно было от этих звезд ни единого звука.
Саша тихо пошел домой, горячими щеками задевая влажные ветки на кустарниках. Как-то странно и томительно горело его сердце.
III
Уже стало темно. В Сашиной спальне копошилась Лепестинья, - постлала Саше постель, прибирала что-то. Она была старая-престарая, согбенная и морщинистая, никогда не улыбалась и всегда понимала, что думал Саша, хотя бы он и не сумел ей хорошо сказать о том.