JК
Земляк Ломоносова. Повесть о Федоте Шубине :: Коничев Константин Иванович
Страница: 47 из 190Я здесь пребываю второй год в учениках, а хвалить его воздержусь, потому как и вижу-то его всего лишь первый раз. От своего отца слыхивал: хвалить надо сено в стогу, а барина в гробу…
Говоривший, ученик по классу скульптуры Федор Гордеев, был года на четыре моложе Федота. Он посмотрел на новичка Шубина немного свысока и, продолжая возражать ему, добавил:
– Вот как доучишься до розог, тогда и попечителю споешь другую славу.
– А разве здесь порют? – удивился Федот.
– А ты что думал? Не всех, конечно. Но коли провинишься, не обессудь – всыплют, да еще как!
– Но ведь это Академия, а не крепостной двор!
– Розги, батенька, одинаковы, что на конюшне, что в Академии, – вразумительно пояснил Гордеев. – Мой отец их в молодые годы испробовал у помещика, а я здесь.
– Кто же твой отец? – поинтересовался Федот, проникаясь уважением к товарищу и желая поближе с ним познакомиться.
– Бывший крепостной, теперь скотник дворцовый и страшный пьяница, но зато не дурак, ибо дети дураков в нашей Академии – редкость.
Сказав это, Гордеев не стал больше разговаривать и убежал куда-то, оставив Шубина в грустном раздумье. Сказанное Гордеевым о применении телесного наказания в Академии рассеяло в нем те добрые чувства, которые было возникли после речи Шувалова. Потом, вспомнив отзыв Ломоносова о Шувалове и то, что он сам попал в Академию по его милости, подумал: «Все-таки не из лихих он, поелику Михайло Васильевич с ним знается».
Говоривший, ученик по классу скульптуры Федор Гордеев, был года на четыре моложе Федота. Он посмотрел на новичка Шубина немного свысока и, продолжая возражать ему, добавил:
– Вот как доучишься до розог, тогда и попечителю споешь другую славу.
– А разве здесь порют? – удивился Федот.
– А ты что думал? Не всех, конечно. Но коли провинишься, не обессудь – всыплют, да еще как!
– Но ведь это Академия, а не крепостной двор!
– Розги, батенька, одинаковы, что на конюшне, что в Академии, – вразумительно пояснил Гордеев. – Мой отец их в молодые годы испробовал у помещика, а я здесь.
– Кто же твой отец? – поинтересовался Федот, проникаясь уважением к товарищу и желая поближе с ним познакомиться.
– Бывший крепостной, теперь скотник дворцовый и страшный пьяница, но зато не дурак, ибо дети дураков в нашей Академии – редкость.
Сказав это, Гордеев не стал больше разговаривать и убежал куда-то, оставив Шубина в грустном раздумье. Сказанное Гордеевым о применении телесного наказания в Академии рассеяло в нем те добрые чувства, которые было возникли после речи Шувалова. Потом, вспомнив отзыв Ломоносова о Шувалове и то, что он сам попал в Академию по его милости, подумал: «Все-таки не из лихих он, поелику Михайло Васильевич с ним знается».